Не властью единой - Андрей Посняков (2022)

Игумен Ферапонт… Черт побери! Знакомое имя. Где-то Миша его уже слышал.

«А ну-ка, сэр Майкл, давай, вспоминай – где?»

Игумен Ферапонт… Ферапонт-игумен… Настоятель монастыря на Рогнедином озере…

Ну, так да! Монастырь – книги, буквицы, заставки! А художник-то у нас кто? Буквописец… А Колосов Карась, вот кто! Приятель уже, почти что добрый друг. Именно он про знакомство с игуменом и рассказывал. Кстати, Карася и искать не придется…

– А пошли-ко, Веля, обратно в корчму. Кваску выпьем. Самое оно-то – по жаре-то…

Вообще-то, не так уж и жарко было. Осень. Сентябрь.

Карась Колосов тему про судебную тяжбу поддержал, но как-то неохотно. Да и некогда ему было – на подворье заглянул княжий тиун с помощниками. Опрашивали всех по поводу смерти Колоса Иванова сына, по вновь открывшимся обстоятельствам – подпиленным ступенькам.

Быстро, что и говорить! Так ведь и покойник не из простых смердов – хозяин гостевого дома.

– Ты, Миша, ко мне заходи, – гоняя служек, Карась подошел к сотнику, наклонился, шепнул. – Эдак, сразу после вечерни.

Вот тогда и поговорили по душам. Небольшая избенка Карася притулилась на заднедворье, ближе к колодцу, к бане.

Смеркалось. Шелестели на ветру яблони. Хозяин и гость уселись на земляной завалинке, постелив половичок – циновку из грубой ткани. Прихватили с собой и кружки, и небольшой плетеный жбан с медовухой, и хмельной квасок в кувшинчике. Ну, и заедки – моченые яблоки да горох.

Михаил все же был управленцем и прекрасно понимал – Карась сейчас все, что знает, поведает. Не для того звал, чтоб молчать. А ведь выговориться-то парню надо было, слишком уж много событий произошло за последнее время, слишком. Смерть отца, следствие, ярмарка, гости…

– Ниче, скоро эту чертовку старую батюшка Ферапонт прижмет!

Ну, вот. Тяпнули медовухи – пошла беседа. Накоротке, без лишних ушей. Перед чужим-то человеком, гостем, чего ж не выговориться-то, когда того давно душа просит? Вроде ведь гость – человек неплохой, сразу видно. Да что там говорить: выслушает да уедет, по соседям языком мести не пойдет.

– Там тони на озере, они завсегда монастырские были. Только дальние – изюмовские. А вдовица, вишь, на все рот разинула. Знает – старый князь за нее. Вот как Давыда-князя из Полоцка выгнали, так и обнаглела вдовица. При Брячиславе-то скромненько сидела, помалкивала… у, змеища!

Сотник потянулся к кружке:

– А ты почему ее чертовкой назвал?

– Так чертовка и есть! С волхвами путается – про то многие знают, да сказать не смеют, ага.

– С волхвами? А что за волхвы? Мне вот интересно, друже… К примеру, у нас, в Пинске, никаких волхвов нет. Давно всех повывели!

– И правильно! – с чувством перекрестился Карась. – Одно зло от них, ползучих гадов. Ишь ты, надумали книжки священные жечь! В обитель пробрались…

– Да ты что!

– Да-да! И про это все молчат. Знают: вякнут – язык отрежут. Потому как чертовка-то – за волхвов. А за ней – князь Давыд.

– Так Давыд тоже за волхвов?

– Не, что ты! Он за вдову. Изюмовым многим обязан.

– Ага, понятно…

Не очень-то симпатичный образ вырисовывался. Жесткая волевая самодурка, Кабаниха, да еще и тайная язычница… На этом и нужно будет сыграть! Только как подловить…

– А что, дружище, у них, поди, и капище есть?

– А то нету! – собеседник разволновался, тема явно была ему близка. – В Змеином урочище, на Рогнедином озере. От обители – в трех верстах! В трех верстах, Миша! И всем плевать. Кроме отца Ферапонта да некоторых… Ну, будем! Эх, хороша бражица… Так, говоришь, это «газета» называется. Когда буквицы набором вырезанные.

– Ну да. Только надо наоборот вырезать.

– Эт я понимаю. Ну и здорово ж удумали! Этак можно книжиц… у-ух! Уж мы с отцом Ферапонтом развернемся!

– Так что, игумен-то ваш – книжник?

– Еще какой!

– А когда, говоришь, волхвы на капище собираются?