Летят перелетные птицы - Вера Колочкова (2013)

– Совершенно верно. Надо жить дальше. Надо просто жить и исполнять свои обязанности.

– И нести свой крест?

– Да. Пусть будет так, если хотите.

Он чуть мотнул головой, соглашаясь, улыбнулся жалко. Ей даже показалось – заплачет сейчас. Резко развернувшись, пошел от нее вдоль по улице. А может, и впрямь заплакал, да решил не показывать своих слез?

Она не стала смотреть ему в спину, быстро пошла вперед, лишь на повороте в переулок оглянулась. Кособоко заслонившись от ветра, он стоял, пытаясь прикурить, да, видно, все не получалось никак. Так и застыл – в скукоженной нелепой позе. И клетчатый шарфик из кармана торчит хвостом-насмешкою, полощется на ветру.

О, чертова бабья жалость! Как мало тебе надо, чтобы вскипеть бурной пеною, пройтись по всему организму, схватив горло мертвой железной хваткой! Нет, правда, отчего же так-то? Вместо того чтобы девочку несчастную пожалеть…

* * *

Весь оставшийся день Александр Синельников у нее из головы не шел. Сидела на приеме, слушала жалобы больных, занималась привычной надоедливой писаниной, а перед глазами клетчатый шарфик на ветру полоскался. Дался ей этот шарфик, ей богу!

И вечером, уже дома, тоже из рук все валилось. Лехину рубаху под утюгом сожгла. Совсем новая рубаха была, в красно-белую клеточку. Как начала по этой клеточке утюгом елозить, задумалась, уставилась в омытое дождем оконное стекло… И сожгла. Картошку чистила – шелуха выползает ленточкой из-под ножа, ровная тоненькая, только что не в клеточку. Подумалось об этом, и рука тут же дрогнула, острие ножа скользнуло по фаланге пальца, окрасило кровью белый картофельный бок. С досадой швырнула нож в раковину, подставила палец под проточную воду, крикнула раздраженно в комнату:

– Леша! Ну чего ты сидишь, иди сюда!

– Чего, Ань? – тут же возникло в проеме его встревоженное лицо.

– Чего, чего! Картошку давай почисть, я палец порезала…

– А, так это я мигом! Чего ж ты так неосторожно, Ань?

– Да сама не знаю… Устала, наверное.

Сев за стол и держа палец на уровне глаз, она вдруг спросила ни с того ни сего в Лехину спину, склонившуюся с ножом над раковиной:

– Скажи, Леш… А ты про историю с Варей Анисимовой что-нибудь слышал?

– Это которая красавица, что ли? Конечно, слышал! Все Одинцово в последнее время только о ней и говорит.

– А что говорят?

– Ну, всякое разное говорят…Уехала, мол, девушка в город за счастьем, красоту свою решила подороже продать…

– Что значит – продать? Она, между прочим, на областном конкурсе красавиц законное третье место заняла!

– Ну и что? Понятно же, зачем девки на эти самые конкурсы толпами валят! Чтобы потом продаться подороже!

– Леш, да прекрати пошлости говорить! Ты же мужик, а не старая бабка-сплетница!

– Да ладно тебе, Ань… Я ж не со зла, я-то как раз все правильно понимаю. Сама же спросила – что в Одинцово об этом говорят! А вообще, жалеют люди Варьку-то, сочувствуют, конечно. И врачей на чем свет костерят, которые с ней эти мерзости сотворили. Да что – в Одинцово… Эту историю даже как-то по телевизору обсуждали… Я сам не видел, но было, говорят. И мне мужики на работе газетку со статьей показывали, да я прочитать не успел. А почему ты спросила, Ань?

– Да так… Просто Варю Анисимову сегодня муж к матери привез.

– Помирать, что ли?

– В смысле – помирать?

– Ну, так говорят – плохи у нее дела-то. Нет, что ты мне ни говори, а все же девки нынче совсем ненормальные пошли! И чего им неймется? Это ж надо, чего придумали – жир с себя ножом соскребать!

– Леш… Не говори того, чего не знаешь, а?

– Так а я чего… Почем купил, потом и продаю. Говорят, врачи ей чего-то там вместе с жиром и отрезали, вроде как нерв какой-то. А что, не так? Тебе виднее, ты ж у нас врач…

– Да я не о том, Леш… Ты мне скажи лучше… А если бы со мной, к примеру, что-то подобное случилось?