Другая королева - Филиппа Грегори (2016)

Ее губы раскрываются, мне кажется, что она собирается что-то мне сказать, и я помимо себя подаюсь к ней, даже делаю шаг вперед, выходя из ряда пэров. Рядом со мной граф Кент, но я не могу стоять с ним, если она хочет что-то мне сказать. Если эта королева назовет меня по имени, если произнесет его, как только она его выговаривает: «Чюсбеи!» – мне придется подойти к ней, чего бы мне это ни стоило. Если она протянет мне руку, я возьму ее. Я буду держать ее за руку, даже когда она положит голову на плаху, если она того пожелает. Сейчас я не могу ей отказать. Я ей не откажу. Я всю жизнь служил одной королеве, а любил другую. И сердце мое разорвалось между ними; но сейчас, в этот миг, в миг ее смерти, я принадлежу ей. Если королева Мария захочет, чтобы я стоял с нею рядом, я встану. Я принадлежу ей. Ей. Я целиком принадлежу ей.

Потом она поворачивает голову, и я понимаю, что она не может со мной заговорить. Я не могу ее услышать. Я потерял ее, ее забирают небеса, забирает история. Она королева до мозга костей; она не испортит час своего величия даже намеком на скандал. Она играет роль в сцене своей казни, как играла ее на двух своих коронациях. Ей нужно исполнять движения и произносить слова. Она больше никогда со мной не заговорит.

Надо было подумать об этом, когда я пришел в ее покои, сказать, что приговор вынесен и она умрет завтра. Я этого не понял. И не простился с ней. Теперь возможность упущена. Навсегда упущена. Я не могу с ней проститься. Или только шепотом.

Она поворачивает голову и что-то говорит священнику. Он начинает читать молитву по-английски, и я вижу, как она по-своему раздраженно пожимает плечами и упрямо отворачивается, показывая, что все идет против ее воли, что ей в чем-то отказали. Ее нетерпение, ее своеволие даже на эшафоте наполняют меня такой радостью узнавания. Даже на пороге смерти она раздражена, что ей не дают сделать все по-своему. Она требует, чтобы ее королевскую волю исполняли; и видит Бог, служить ей все эти годы было моей радостью – много, много лет, шестнадцать лет она была моей узницей и моей возлюбленной.

Она поворачивается к плахе и опускается перед ней на колени. Служанка подходит и завязывает ей глаза белым шарфом. Я чувствую острую боль в ладонях и обнаруживаю, что сжал кулаки, вонзив ногти в свою плоть. Я не могу этого вынести. Я, должно быть, видел на своем веку десяток казней, но не казнь королевы, не казнь женщины, которую люблю. Такого не было. Я слышу тихий стон, словно зверь воет от боли, и понимаю, что застонал сам. Тогда я стискиваю зубы и молчу, пока она не закончит молитву и осторожно не положит голову набеленной щекой на дерево.

Палач поднимает топор, и я в этот миг… я просыпаюсь. Лицо мое мокро от слез. Я плакал во сне. Я плакал о ней, как дитя. Я трогаю подушку – она влажная, и мне становится стыдно. Я пал духом из-за грядущей казни Говарда и своих страхов о шотландской королеве. Должно быть, я очень устал, я сокрушен тем, что мы собираемся сегодня сделать, потому и плачу во сне, как ребенок.

Я качаю головой и подхожу к окну. Не помогает. Я не склонен к фантазиям, но не могу избавиться от этого сна. То был не сон, то было прозрение. Подробности его так ясны, моя боль так сильна. Это не просто сон, так все и случится, я знаю. Со мной, с ней.

Светает. Сегодня день смерти Говарда. За страшной ночью пришел страшный день. Сегодня мы обезглавим герцога Норфолка, и сегодня мне нужно быть мужчиной, слугой королевы, которая не может сделать ничего иного, как убить своего родича. Спаси меня Бог от таких снов. Спаси Бог королеву Шотландии от такого конца. Спаси Бог мою любимую, мою голубку, от такого конца; и избавь меня, Господи, от того, чтобы стать его свидетелем.

8 февраля 1587 года, Хардвик-Холл: Бесс

Спаси их обоих Господь – сегодня и во все дни.