Они устроились на заднем крыльце. Свеженькие доски лежали штабелем. Жизни едва ли хватит, чтобы восстановить кинговский дом.

– Вин, ты знаешь этого парня – Дикки Дарка?

– Я здесь никого толком не знаю.

Уок молчал – не хотелось давить.

– Этот Дарк буянил в доме Рэдли. Я вступился за девочку и за Стар. Больше некому было.

Уоку в упрек, не иначе. Ладно.

– Стар говорит, они просто друзья. Заявлять в полицию отказалась.

– Друзья; ну-ну…

Опять эта нотка – и теперь она Уоку не мерещится. Винсент до сих пор не остыл к Стар.

– Сегодня ночью у Дикки Дарка сгорела недвижимость.

Винсент молчал.

– Клуб в Кабрильо. Золотое дно. Дарк упомянул тебя, вот мне и пришлось…

– Я все понимаю, Уок. Незачем оправдываться.

Уок погладил перила.

– Значит, сегодняшнюю ночь ты провел дома.

– Полагаю, у парня вроде Дарка хватает недоброжелателей.

– А я, кажется, знаю, с кем надо провести беседу.

Винсент отвернулся.

– Поступил звонок. Один автолюбитель видел ночью девочку-подростка. На велосипеде по хайвею ехала.

– А нельзя спустить дело на тормозах? В смысле, я понимаю, что говорю. Не мне вмешиваться, но ты сам подумай: она ведь ребенок. И не чей-нибудь, а Стар.

– Ты прав. Кстати, у поджигателя, кем бы он ни был, хватило мозгов забрать пленку с записью видеонаблюдения. Так что, если поджигатель затаится…

– Ясно.

Вот так вот. Винсент больше ничего не сказал, Уок не допытывался. Беседу он запротоколировал – так положено. Выполнил свою работу. И впредь будет выполнять.

Оставив Винсента, он занялся патрулированием улиц. Детей Рэдли обнаружил на Сэйер-стрит. Смекнул, что Дачесс выбрала путь, максимально удаленный от центра; кружной. Робин шел впереди, почти бежал вприпрыжку, но поминутно оглядывался – не остался ли он в одиночестве? Дачесс, по своему обыкновению, двигалась, навострив ушки, будто каждую секунду ждала подвоха. Тем удивительнее, что, обернувшись на шум двигателя, она явила Уоку ровно ту же невозмутимость, какую он недавно наблюдал в Винсенте.

Уок заглушил двигатель, выбрался из машины. Солнце сверкнуло на сайдинговой отделке ближайшего к нему коттеджа. Сегодня руки не тряслись – еще бы, такая доза допамина, вдобавок «на новенького». Передышка, он знал, продлится недолго.

– Доброе утро, Дачесс.

И у нее тоже красные глаза, тяжелые веки. Два рюкзачка – собственный и Робина. Джинсы, старые кроссовки, футболка с дырочкой на рукаве. Волосы, белокурые, как у матери, растрепаны, а бантик на месте. До чего же она хорошенькая… Ребята ходили бы за ней целой свитой – если б им (как, впрочем, и всему городу) не было известно про ее семью.

– Уже знаешь о клубе Дикки Дарка?

Уок вглядывался Дачесс в лицо – не выдаст ли она себя? Слава богу, не выдала. Пусть и дальше держится, пусть отвечает так, как ему, Уоку, надо.

– Сегодня ночью клуб сгорел. Примерно в это же время какая-то девочка ехала по хайвею на велосипеде; есть свидетель. Слышала об этом?

– Нет.

– Это ведь не ты была?

– Ночь я провела дома. Хоть маму мою спроси.

Ладони Уока сами легли на тугой живот.

– В последние годы я не раз тебя прикрывал. Все время думал: а правильно ли поступаю? Когда тебя ловили на кражах…

Дачесс сникла.

– Я только еду таскала. Это мелочи.

– Зато пожар – не мелочь. Во-первых, речь идет о больших деньгах. Во-вторых, будь внутри люди, они бы погибли. Тут мне тебя не отмазать, Дачесс.

Мимо проехала машина. Старик-сосед; быстрый взгляд на эту парочку, потеря интереса. Ничего особенного: девчонка Рэдли снова вляпалась.

– Я знаю, Дачесс, что за тип этот Дарк.

Обеими ладонями она потерла глаза. Ясно: не просто устала – измождена. И нервное напряжение не скрыть.

– Ни хрена ты не знаешь, Уок.

Произнесено это было тихо и даже спокойно – а по сердцу резануло.