Комбо - Юлия Эфф

«Я на их волне: нам всем хочется свободы и внимания, нам всем скучно. Мы — не замученные Ульки, не голодные Нины-Димы, не озлобленные Лимы. Мы — скучающие и жадно требующие к себе внимания мальчики-Вовочки, отстаивающего своё право быть замеченным и любым способом. Это другой голод, мы не хотим тихо плакать, как Улька, мы уже не хотим бухать в одиночестве, как Нины-Димы, и мы не можем тайно, как Лимы, наслаждаться со своими сожителями!» — мысли даже не текли, шагали маршем. Игорь вдруг вспомнил, как лично отодрал соседа Вовочку за уши, маленький пи*****не плакал, поныл с каким-то наслаждением и убежал, широко улыбаясь. На следующий день на облупленном пролёте между седьмым и восьмым этажом чёрным маркером было выведено смачное слово, которым Игорь наградил хулигана. И весь день потом в подъезде стоял запах растворителя, привлекая к себе токсикоманов.

Болотная площадь… Когда-то здесь проходили гуляния, кулачные бои, торжественно был казнён народный заступник Емелька Пугачев. Здесь было весело всегда. Сегодня — по-особенному. Транспаранты — флаги — шляпы — чья-то голая грудь, задорно раскрашена в семь цветов. Грудь прыгала с каждым взмахом рук — было весело. Крики: «Мы тоже люди!» — «Мы хотим свободы!» — «Любовь бесконечна!». И кто-то тонким голосом вопил: «Лена, я тебя люблю!»

Полицейские хмуро стоят на своих местах, не надвигаясь на беснующуюся толпу. Они на всех так смотрят — скользящим взглядом, одновременно зорким и слепым. Так смотрят только на ничего не значащее быдло; на мошку, летающую над сморщившимся яблоком, смотрят куда более осмысленно.

И всё же в толпе нашлись двое, которые заметили Игоря, мошку, собирающуюся вгрызться в этот залежавшийся фрукт. Один из них сначала стоял с закрытыми глазами и приподнятыми руками-антеннами, водил ими налево-направо, изображая локатор. «Смешной!» — подумал Игорь и щёлкнул его, успевая выставить нужную выдержку. Потом человек-локатор замер, открыл глаза, пошарил глазами и уставился не мигая. Ещё миг — и мужик улыбался так, словно он был адвокатом сдохшего дядюшки, много лет разыскивавшего наследника. Ещё миг — и эти двое начали ледоколом раздвигать толпу. «Бог предупреждал, что со мной будут играть!» — весело вспомнил Игорь. И он присел, некоторое время шёл на согнутых ногах, представляя себя подо льдом, а когда вынырнул — эти двое уже находились справа и озирались, пытаясь понять, куда исчезла их цель. «Я в домике, ментяры!» — тихо хихикнул Игорь. Бог предупреждал: нужно стараться, и Игорь старался.

Кто-то сунул ему в руки табличку на длинной палке. На картонном, заклеенным белым листом, прямоугольнике — радуга детства и слово «свобода». Да! Он хотел эту свободу, он хотел снова в детство, где всё было простым и понятным. И мороженое стоило три копейки невкусное, лимонное, и пять — вкусное, сливочное.

— Ты новенький?! — к Игорю обратилась лесбиянка с радужными сиськами.

— Нет, я старенький! — ответил, перекрикивая общий гвалт.

— А я тебя первый раз вижу!

— Я тебя тоже!

— Меня зовут Настя! Я люблю Лену!

— Супер! А я люблю музыку!

— Кого ты любишь?!

— МУ-ЗЫ-КУ! — проорал радостно, полураздетая Настя захохотала сиськами: «Ах-ха-хах! А какую ты любишь музыку?!»

— Я люблю разную музыку! А ты тоже за разнообразие?! Тебе тоже нужна свобода?!

Он с каждым словом почти попадал в темп музыки в наушниках, приглушённую праздничной радостной содомией на набережной.

— Да! Мне тоже нужна свобода! Ты молодец, что пришёл!

Какой-то мужик в радужном шарфе притиснулся к ним, взял Настю под локоть и провопил:

— Настюха, пошли туда! Там папарацци навалило!

Бедная юная Настенька, Игорь с сожалением проводил взглядом ложбинку на её голой спине. Лет через двадцать она будет ходить, как недолюбленная Лима, и бросаться на всех прохожих со своей собакой. Или не будет…