Двое из ларца - Владимир Болучевский (2007)

– Вот теперь все как надо. Спасибо тебе, держи, – он дал парню пятьдесят рублей. – По кассе пусть нам пробьют как чанахи, я там в зале скажу.

– А как называется болезнь?

– Что? А… Да алкоголизм.

Гурский перелил содержимое горшочка в большую пиалу, аккуратно взял ее одной рукой за край и ободок донышка и понес в зал.

– А фартук-то?

– Пардон. Сними с меня, а? Вот тут развяжи, ага, спасибо. Водки у нас там сколько получилось, четыреста? Обозначь бутылку, пусть впишут в счет. Тебе сколько лет-то?

– Шестнадцать, а что?

– Да так. Бывай, станишник.

– Ну наконец-то… – Лазарский сидел за столом вдвоем с Волковым, и в глаза его было больно смотреть. – Саш, ну я не знаю… Мы же завтракать пришли.

– И что ты заказал?

– Ну, я не знаю, я вообще ничего не хочу, Петька вот салаты ест, а ты, я же не знаю, что… яйца всмятку? На самом деле?

– На вот, держи, только аккуратно, горячее.

– Спасибо, конечно, но как же…

– Ты давай это съешь – и в больничку.

– Саша, да я последние два месяца вообще ничего есть не могу. А вот это конкретно – не буду категорически.

– Не имеешь права, – поднял голову от морковного салата Волков. – Старший приказал.

– Да ну вас, – Лазарский осторожно взял в руки пиалу и сделал глоток. Посмотрел на Гурского, сделал еще несколько крупных глотков, подул на питье и недоверчиво спросил:

– Сань, а это чего?..

– Пей давай. А маслинки глотай с косточкой.

– С косточкой не буду.

– Не имеешь права. Старший приказал. – Петр отодвинул от себя салатную тарелку, достал пачку сигарет и закурил. – А где твои яйца-то?

– Да что ж вы все… – Гурский остановил проходящую мимо их столика официантку. – Девушка, где мои яйца?

– Молоденькая девчонка неожиданно вспыхнула.

– Они… Сейчас принесу.

– Сань. – Лазарский держал в одной руке пустую пиалу, а в другой последнюю маслинку. Щеки его порозовели, на лбу выступили бисеринки пота. – А как это делается? Я же живой опять! И не пьяный…

– В течение ближайших пяти лет это тебе не нужно.

– Да я же там на этом разбогатею!.

– Нельзя, Миша. Это старинный секрет семьи Адашевых. Или Гурских. Не помню, мне бабушка говорила. Но именно обладание этим средством и обусловило исключительную способность к выживанию нашего рода. Особенно в эпоху Петра Великого. Кстати о Петре, – Александр обернулся к Волкову, – наши планы?

– Да что планы. Поехали на Васильевский. Лишенца этого в клинику сдадим.

– Почему лишенца? – обиделся Лазарский.

– Ты паспорт наш сдал, когда уезжал?

– Сдал.

– Значит, лишен гражданства. Лишенец и есть.

– Логично,– согласился Михаил, откладывая в сторону пустую сигаретную пачку. – Дай-ка сигареточку, у тебя штанишки в клеточку.

– Держи, – Петр протянул ему открытую пачку. – А потом мне обратно сюда вернуться надо. Клиентка эта здесь рядом живет. Ну?

– Поехали. – Гурский поднялся из-за стола.

Все вместе они остановились у выхода из зала, чтобы расплатиться. Молоденькая официантка открыла свой блокнотик:

– Значит, так: салатики – два, кофе один, круассанчик, чанахи и бутылка водки. Это у нас… Да! – Она взглянула на Гурского. – А что же мне с вашими яйцами делать?

Он на секунду зажмурился, стиснул зубы, а потом посмотрел ей прямо в глаза и вкрадчиво спросил:

– Есть конкретные предложения?

Волков вынес из ресторана согнувшегося пополам Лазарского, загрузил его в машину и сел за руль. Гурский уселся рядом.

– О-ох! – выдохнул наконец Михаил. – Са… Саня… – задыхался он от смеха. – Ты бы видел, что с ней было…

– Да, Гурский, – сказал Петр, заводя автомобиль, – я же говорил, что ты чудовище. Ну, оговорилась девочка. Да и не оговорилась вовсе.

– Она про яйца спросила, я ей про яйца и ответил.

– С живыми людьми дело имеешь. И не все такие умные, но все равно живые. Она же ребенок еще.