Кровь отхлынула от моего лица. Чешуйчатые и шершавые руки стянули меня с помоста. Я пиналась и брыкалась, пытаясь освободиться, но монстры держали крепче иных оков. Амар молча наблюдал за всем с тернового трона, сидевшая рядом Нритти лучилась самодовольством.

* * *

Монстры Иномирья бросили меня за железную дверь, утопающую в узловатом стволе огромного баньяна. В следующий миг царящий снаружи гул оборвался, и наступила тишина. Стены темницы мягко озаряли светящиеся мотыльки. Я задрожала от страха, осознав, что меня убьют…

И огляделась в поисках спасения. За спиной обнаружилось большое обсидиановое зеркало вроде того, что я видела в комнате с древом воспоминаний. В отражении переливались каменные коридоры Нараки.

– Ты не садхви, – раздался голос.

Вскинув голову, я ошеломленно уставилась на возникшего прямо передо мной Амара. Он помог мне встать на ноги, и я отвела глаза, не в силах смотреть на него. От непривычно равнодушного выражения на его лице сердце рвалось на части.

Амар вцепился в мой подбородок, заставляя поднять взгляд.

– Не надо лгать мне. Кто ты такая?

Слезы обожгли глаза, и я дала ответ настолько правдивый, что он эхом отозвался в каждом уголке моей души:

– Не знаю.

Амар выпустил мой подбородок, но не отступил.

– Ты хотела поговорить со мной наедине. Почему?

«Потому что люблю тебя». Но сейчас не это было главным. В любой миг сюда могла ворваться Нритти. Ей только и надо стиснуть в руке аркан, и Амар окажется бессилен. Может, я и не могла спасти нас или наши чувства. Но могла спасти его. И Гаури.

– Ты должен вернуть свой аркан, – сказала я тихо, но настойчиво и покосилась на дверь. Сердце стучало все яростней. – Нритти управляет тобой. Я тебя знаю. Ты бы никогда не затащил тысячу детей в чертоги мертвых и не выпустил бы чудовищ в мир людей. Сила в равновесии, помнишь?

Амар отступил на шаг, лицо его побледнело, черные глаза сузились до щелочек.

– Я не просил мудрых советов, фальшивая садхви. Ты меня не знаешь.

Сердце разрывалось от боли. Кажется, я наконец поняла, каково быть призраком. Это когда говоришь, а рот полнится потерями. Это когда цепляешься за эхо и молишься, чтобы слова еще хоть что-то значили.

– Я знаю твою душу. – Голос мой надломился. – Все остальное – лишь украшение.

– Ты странно на меня влияешь… почему? – тихо спросил Амар. – Рядом с тобой я вспоминаю то, о чем забыл.

Я опустила руки. Где-то среди болтавшихся на мне желтых лохмотьев скрывался укромный уголок ткани, а в нем – порванный браслет из волос. Я достала его из кармана, сотрясаясь всем телом, до самых костей.

Потянувшись, Амар обхватил ладонью мой затылок. Я вздрогнула. Я и забыла, сколь холодны его руки – будто душа зимы запуталась в этих пальцах. Амар впился в меня взглядом, и в нем отразилась вся безвозвратность смерти… ярости и ужаса, сошедшихся в вечном бою. Амар изучал меня, и я точно знала, что он ищет…

Себя.

Я скрутила оборванные концы браслета вместе, почти касаясь сплетенными локонами его кожи. У меня не было ни ожиданий, ни планов, ни стратегий. Я шла вслепую, цепляясь за угасающую надежду, ибо только она у меня и осталась.

– Ты как-то сказал, что твоя душа никогда не забудет мою, – сказала я, надев браслет Амару на запястье. – Теперь вспомнил?

Он резко втянул воздух, будто прорвалось что-то внутри, и браслет на его руке воссиял пойманной звездою.

– Джаани, – выдохнул Амар, уставившись на меня.

И схватился за грудь. Лицо его озарила изумленная улыбка. Я широко ухмыльнулась в ответ, и показалось, будто сам воздух сплетается вокруг лентами, притягивая нас друг к другу. Амар зарылся пальцами в мои волосы, приподнял мое лицо. Я жадно подалась навстречу, но тут улыбка его дрогнула, лоб болезненно сморщился, колени подогнулись…

– Что такое… – начала я, покачнувшись к нему.