Мой ненастоящий - Джина Шэй

Так же отшила бы, как отшивала всех других мужчин.

Он просто не дал мне такой возможности. Взял в охапку, унёс в свою пещеру, игнорировал все попытки сопротивления. Будто мог знать, что я смогу вот так, безумно, потерять от него голову.

Рядом со мной на кровати вибрирует телефон. Мне приходится потянуться к пульту от телевизора, чтобы поставить воспроизведение на паузу. Засмотрела видео с помолвки до дыр, с тех пор как мне его прислали.

— Ну что, ты готова? Я подъехал? — голос деверя звучит бодро и оптимистично. Успел выспаться в самолете? Везучий какой!

— Уже спускаюсь, — я выключаю телевизор и сползаю с кровати.

— Как он? — спрашивает Яр первым делом, стоит только мне оказаться с ним на заднем сиденье такси.

В отличии от меня — младший брат моего мужа не сидит уже вторую неделю в Израиле безвылазно. Приезжает по выходным.

Вот только прошлые выходные — были днями сразу после операции. И ничего-то мы не увидели утешительного, кроме самого Влада, утыканного трубками, иголками и прочей дрянью за стеклянной стеной реанимации. И врачи не говорили ничего толкового.

Время покажет — вот и весь ответ.

Впрочем, оно и вправду потихоньку начинает показывать.

Влад пришел в себя только в четверг, я очень боялась — все-таки самый оптимальный срок для пребывания в реанимации был — трое суток, а он провел в ней пять…

Но в четверг, когда я заступила в свою часовую вахту у прозрачной стены случилось искомое чудо. Запищали кардиографы, забегали медсестры и Влад, там, за стеной открыл глаза. Мне казалось — он смотрел на меня…

Понятия не имею, как меня вообще тогда выгнали из клиники. Стояла бы там и стояла…

Если бы не жесткие карантинные меры, регламент на время пребывания — черта с два бы я от него ушла.

После этого плохих новостей пока не было. Только движение вперед.

— Он вставал вчера, — докладываю ответственным тоном, а сама припоминаю, как это было. Как закусывая губы до крови смотрела как там, с той стороны стены при поддержке медбрата поднимается на ноги мой муж, только-только перенесший сложнейшую операцию на мозге.

И его шаги. Пошатывающиеся, неровные — но имеющие весьма четкий вектор направления. К стене. Ко мне. Он дошел, чтобы упереться ладонью в стену, уронить на неё лоб. Прямо напротив меня.

Так мы и стояли — лоб ко лбу, ладонь к ладони, глаза в глаза. Между — только сантиметровое стекло и только оно нам и мешало. Мне было жуть как страшно, что это для него чересчур сильная нагрузка. Но он стоял, стоял, стоял… Пока мое время посещения не вышло.

— А как дела в Москве? — спрашиваю уже свое.

— Все по графику. Твой отчим съехал из твоей квартиры, пришлось правда прийти к нему в сопровождении приставов, чтоб он понял, что шутить с ним никто не собирается. Мы нашли хорошую контору по ремонту, вывезли все, что можно было посчитать личными архивами. Нашли какие-то твои дневники, семейные фотоальбомы. Ты говорила, что с ними разберешься сама.

— Да-да, — я быстро киваю, — спасибо, что взялся за это. Я так хотела поехать с Владом, что все эти дела вылетели у меня из головы

— Если б я не взялся, этот осел бы навзъючивал все на себя, — ворчливо откликается Яр, — что касается Муратова и Валиева — на них собрано столько всего, что из тюрьмы они выйдут лет этак в шестьдесят. Как выясняется — от них пострадала не только ты. Но на тебе Муратов был сильно повернут — Михальчук выступает как свидетельница, валит все на него, это он мол её заставил подкупить Городецкого и выманить тебя из дома. Детка пытается отмыться всеми способами.

— У неё это получится?

— Марго, ты серьезно? — Яр саркастично изгибает бровь, — допущу ли я, чтобы курица попытавшаяся организовать похищение жены моего брата избежала ответственности? Смешно.

— Она говорила у неё много крутых адвокатов, которые всех за неё порвут на тряпочки.