– Я расстроил вас? – пролепетал Катин. – Поверьте, я не желал этого, я всего лишь…

Она ладонью прикрыла ему рот, горько повздыхала и молвила:

– …Что ж, пусть лучше завершится так, чем иначе. Я ведь не дура, я знаю, чем оно закончится. Однажды я застигла бы тебя в объятьях какой-нибудь юной сильфиды, потому что природа есть природа. Я озлилась бы, сотворила тебе лихо, а после убивалась бы… Нет, королевич. Лиха тебе я не желаю…

И заплакала так горько, не по-взрослому, а по-девичьи, что у Луция разорвалось сердце.

– Нет, нет! Это всего лишь мечта! Я останусь с вами! – воскликнул он и тоже заплакал.

Так вместе лили они слезы, и Мавра Егоровна вытирала их платком поочередно то себе, то своему возлюбленному.

Наплакавшись же, она погладила его по щеке. Грустно прошептала:

– Отпускаю тебя. Лети к своим звездам. Будь счастлив, королевич.

Глава III

Плавание героя по морским водам, сопровождаемое мирными беседами и глубокими размышлениями, оканчивается нежданным образом

В Кронштадте будущий звездочет сел на нейтральный шведский корабль, который должен был доставить его до вольного города Гамбурга, не заходя во враждебные прусские порты. Оттуда Катин намеревался сушей добраться до Тюбингенского университета, прославленного именем великого Кеплера, автора «Космографической мистерии».

На прощанье путешественник был благословлен, усыпан поцелуями и облит слезами, а также экипирован всем необходимым и даже излишним. Кроме сундуков, баулов и восьми коробок с шляпами на все оказии, ему был вручен сафьяновый ларец, доверху наполненный золотыми червонцами.

Корабль «Сундсвалль», будучи судном торговым, не имел пассажирских помещений, но капитан согласился разделить со знатным вояжиром собственную каюту.

Сначала херр Лунд немного дичился русского богача, ожидая от него варварских непотребств, однако учтивые манеры нашего героя скоро одолели это предубеждение. Когда же шкипер узнал, что молодой человек говорит по-шведски, да еще и наполовину швед, у сожителей установились самые приязненные отношения.

Днем Луций разгуливал по палубе, с наслаждением вдыхая холодный морской ветер. Корабль он скоро изучил от трюма до верхушек мачт, по очереди вскарабкавшись на все три, и с позволения капитана даже выпалил из кормовой пушки.

Оказалось, что морем можно любоваться бесконечно. Вид безустанно вздымающихся волн был полон неизъяснимой приятности, а от качки Луций совершенно не страдал – наоборот, с наслаждением вздымался и опускался, будто в детстве на качелях. Капитан сказал, что у херра Катина моряцкая природа.

Луцию самому было жаль, что он не родился в семье моряка или хоть скромного рыбака, сызмальства приученного к текучей стихии. Суша тверда, недвижна, несвободна, разделена границами и шлагбаумами. Море безгранично и привольно. Отделившийся от берега челн способен уплыть куда угодно. Парус повлечет его вперед, не требуя овса иль сена. Питаться в море можно рыбой, а пить дождевую воду (балтийское небо изливало ее на треуголку и плащ Луция в изобилии). Он предавался мечтам о плавании по всему свету, с добрыми спутниками, а хоть бы и в одиночестве, наедине с величавой стихией.

По вечерам, сидя у заваленного лоциями и уставленного простой, но обильной снедью стола, под низким потолком, где раскачивался медный фонарь, кормщик «Сундсвалля» и его русский спутник вели неспешные беседы о всякой всячине: о европейской политике, о морской торговле, о Швеции, о России.