– Это правда, – всхлипываю я. – Я его не боялась. Или боялась, но не ради себя. Я не боялась, что он может причинить мне боль.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не могла его бросить.

– Ты боялась, что он покончит с собой, если ты его бросишь?

Я киваю. В горле стоит ком.

– Почему ты думала, что он может покончить с собой?

– Потому что он так сказал. И потому что знала, что он на это способен.

– А ты не желала ему смерти?

– Конечно, нет.

– Вы об этом говорили? Ты ему говорила, что это серьезная проблема.

Я киваю.

– Говорила.

Себастиан и я

34

Мы не знали, что Клаес будет дома. Но он был дома. Ужинал в кухне с четырьмя друзьями. Один из них стоял у плиты. Я узнала его. Он всегда собирал свои длинные до плеч волосы в хвост (наверно, хотел быть похожим на футболиста). Я видела его по телевизору в кулинарных передачах. Сегодня сальные волосы были распущены. В одной руке он держал рыбу, в другой нож. И знаменитый повар был явно навеселе.

Клаес рассказывал свою любимую историю про то, как он охотился в ЮАР и егерь попросил его принести патронов. Все слышали ее раз двадцать не меньше, но продолжали смеяться в нужных местах.

– Садитесь, – пригласил Клаес и продолжил рассказывать.

Мы сели. Почему? Потому что Себастиан всегда делал, как велел отец, а я не осмелилась перечить.

– Достанешь тарелки? – спросил он моего соседа, мужчину лет шестидесяти. Его я тоже узнала, он был министром не помню чего, может, экономического развития, я уже видела его раньше. Он поднялся и рассеянно стал разглядывать шкафы. Он понятия не имел, где хранятся тарелки, и был слишком пьян для того, чтобы соображать. Когда он открыл холодильник и спросил: «Где у вас тарелки?», я поднялась со словами «Я достану».

Я хотела поскорее покончить с компанией Клаеса, дать ему возможность сказать то, что он хочет сказать, и удалиться.

– Что с тобой стряслось сегодня, Себастиан? – спросил Клаес, закончив шутку. – Ты трезв. Ты не заболел случайно?

Себастиан изобразил улыбку и налил нам вина. Опрокинув свой бокал себе в рот, снова наполнил, поднял в сторону отца, изображая тост, и снова опустошил бокал.

– В отца пошел, я гляжу, – ответил повар и встал рядом со мной. Он поставил перед нами блюдо с тушеной картошкой с укропом и миску с горошком. – И вкус в женщинах тоже унаследовал, – добавил он и ущипнул меня за руку. Потом он вернулся к плите за рыбой.

– Тут ты ошибаешься, к сожалению, – сказал Клаес, накладывая себе картошки. – На меня он совсем не похож. Я проверил это пару лет назад. Он мой сын, но весь пошел в мисс Ёнчёпинг. И даже переплюнул ее оригинальностью. На его фоне даже его мать кажется нормальной и сообразительной.

Мерзкие друзья Клаеса рассмеялись. Робко, неуклюже, но рассмеялись. Все восприняли его слова как шутку. Да и откуда им знать, что он говорит серьезно. Повар вернулся со стулом и втиснулся между мной и Себастианом. Он сидел так близко, что я чувствовала его запах – смесь рыбы, пота и душного мужского парфюма.

– Ну, Себастиан, наша черная овца в семье, расскажи, как у тебя дела?

– Тебе это правда интересно? – пробормотала я и отодвинула стул подальше от повара. Я думала, что он не слышал, но Клаес посмотрел на меня.

– Правда ли мне интересно?

Повар обнял меня за плечи.

– Она просто пошутила. Не нервничай. Ешь.

Он взял мою вилку, наколол рыбу и поднес мне ко рту.

– Поиграем в самолетик… кусочек за папу… открой ротик!

Клаес расхохотался, остальные последовали его примеру. Я открыла рот. Не знаю зачем. Повар нацепил следующий кусок и, сопроводив угуканьем, сунул мне в рот. Потом вытер мне губы своей салфеткой.