— Но только спинки, сил на тебя у меня уже нет. Извини. — честно признался он, враз захомячив остатки бутерброда.

— Договорились. — переминаясь с пяток на носочки, как отличница покорно ждала его на месте, не смея говорить что-то язвительное.

Чуть позже мы прошли в комнату, где стояла раскладушка и сумка с вещами.

— Чего ты такая? — спросил пухнорыленький, собирая с собой чистые носочки и трусишки, пока я ждала его, стоя за спиной.

— Какая? — мой голос от длительного молчания стал хриплым, и я поспешила откашляться.

— Тихая, словно что-то задумала. — Пётр честно поделился со мной своими мыслями и это меня так подкупало, что ли.

У нас всегда всё честно и между нами нет недосказанности. Есть чувства он их открыл, есть мысли, а он не ходит вокруг да около и сразу говорит как есть. Невероятно и чудно.

Я, кажется, именно на это и повелась.

— Да нет. Ничего не задумывала, просто устала. А что? Не нравлюсь тихоней? — просто так спросила, чисто для информации.

— Нравишься, но вызываешь подозрение. Знаю я тебя. Язву. — отрезал Петенька.

— Ты меня всего лишь неделю и знаешь. — тихонько ответила, это было забавно, вот такой ерундой вызывать у Петра подозрение.

Наверное, в его голове в этот момент взрывались тухлые яйца, подложенные мной, и пауки сыпались за воротник. Тоже с моей подачи. Эх!

— С тобой день за год! И не неделю, а восемь суток, девятые пошли. — ответил он, резко застегнув молнию сумки.

Его сборы были окончены, и мы спустились ко мне. Петенька сразу без сантиментов схватил меня за руку и потащил в ванную. Тело отреагировало сразу же! Всё нутро так сладко завибрировало на мгновение, и я уже не была согласна на просто спинки потереть. В мозгу как минимум зародился коварный план на минет. Раз уж Петенька устал, а я вдруг полна сил и желания, то получить и доставить удовольствие мне не составит труда!

Мы забрались в ванну, одновременно срываясь в поцелуй. Страстный и жадный, терзающий всё ещё не зажившие губы и много позже, плавно перерождающийся в нежный и ласкающий. Наши языки сплетались, вновь и вновь, мы кусали друг друга за губы на равных, желая изучить каждую клеточку друг друга, без возможности отрываться. А между тем мы даже воду не включили. Тупо стояли в ванне посередине и целовались, голыми телами в одно целое.

А в голове одно лишь слово. Сладко. И призрачная сладость действительно ощущалась на языке, хотя я понятия не имела, как такое возможно.

— Ну что ты творишь? Я же уроню тебя! — словно взмолился Петенька, с трудом отрывая меня от себя.

— Куда уронишь? Не надо уронишь. Садись! — велела ему и о боже!

Он выполнил мою просьбу. Уселся на дно ванной, с блаженным стоном откинулся на прохладный борт. Я же отвлеклась на воду, настроила и потянулась за мочалкой с гелем для душа.

Сначала хотела этого потного пухнорыленького отмыть, а потом уж приласкать. После таких поцелуев он от меня точно не обласканным не уйдёт.

— Что и мыть меня сама будешь? — спросил с удивлением в голосе и взгляде.

— Да нет же. Это, я себе. — так стоя и стала намыливать тело, чуть полив на себя из душевой лейки.

Прошлась полной пены мочалкой от подбородка по шее и вниз, наклоняясь низко, чтобы достать до самых кончиков пальцев на ногах. И всё это под плотоядный мужской взгляд.

— Заяц! Ну-ка! Не дразнись! Я устал! — очень милым и ворчливым голосом потребовал Петенька, пытаясь подтянуть меня к себе, цепляясь ступнёй за щиколотку.

Со смехом поддалась ему, опустилась на колени, что надо сказать после такой внезапной физической нагрузки было сделать сложновато. Даже изо рта в этот момент вырвалось какое-то жуткое кряхтение, но из-за шума воды его слышала лишь я.

Ужас!

— Теперь я тебя буду, это самое! — кивнула на его эрегированный член, не в силах подобрать подходящее слово.

Трахать как-то грубо, любить громко, а ласкать? О!