Мощи святого Леопольда - Борис Конофальский (2019)

Все было вроде хорошо, но не давали ему покоя беглый поп и пропавшее золото. Не давали, и все! Думал о попе Волков все время: И когда с ротмистром беседовал и когда завтракал. И сейчас глядел на перины, слушал слугу в пол-уха, а думал об отце Семионе. А Еган бубнил, что-то, как всегда, пока кавалер его не перебил:

— Агнес мне позови.

— Агнес?

— Да.

— С шаром? — понизив голос, уточнил Еган.

— Да.

— Попа искать думаете?

— Молчи, не дай Бог сболтнешь где.

— Я — могила, — заверил слуга.

— Будешь — могила, но сначала на дыбе повисишь, на дыбе, да с кнутом, да с каленым железом, коли попы про шар узнают.

— Могила! — повторил Еган и для убедительности осенил себя святым знамением.

Он бы ее не узнал, если бы не платье. Агнес была серая, как будто работала днями и ночами, блеклая, хмурая. Волосы сальные, про гребень забывшие. И платье в пятнах. Поздоровалась сухо, села на только что уложенную перину, скинула туфли:

— Принесла я стекло, чего знать желаете?

— Я смотрю, ты каждый день в шар таращилась, ты себя видела? — недовольно говорил Волков.

— А чего мне себя смотреть?

— Выглядишь как будто тебе лет тридцать. Как ты к кавалеру фон Пиллену за стол садилась, меня грязью своей позорила.

— А я и не садилась, Хильда ему сказала, что хвораю я, мне еду в палатку носили, — с заметным безразличием говорила девушка. — Ну, так, что раздеваться мне?

— Раздевайся, — он смотрел на нее неодобрительно, — ты мне, конечно, помогла колдуна найти и даже жизнь спасла, может быть, но я тебе спуску не дам, гнить в парше не дозволю, сегодня же чтобы мылась и стирала одежду, — он поднял ее нижнюю юбку, та была грязной, — что это? Пол ты ею мыла? Хороша девка, нечего сказать, поломойка трактирная и то чище была, когда я ее нашел.

Агнес уже разделась догола, сидела на перинах, достала шар из бархатного мешка, держала его на коленях, смотрела в стену шатра, отрешенно ждала, когда господин выговорится. Он, наконец, умолк и она тогда спросила:

— Что мне глядеть в стекле?

— Попа.

— Который отравить вас хотел?

— Его.

— Опять набедокурил, нужно повесить его было, когда яд у него нашли, а вы все в Господа Всепрощающего игрались, — холодно говорила девица.

— Смотри, где он, — буркнул Волков.

Она стала поднимать шар к глазам, не спеша, понемногу. Не так как раньше. Кавалер понял, что она уже научилась им пользоваться, все ее движения были другими, взгляд ее был иным, все было другое, и она сама уже была другая. Он сидел рядом и не узнавал эту молодую женщину, девочку. А она вскоре бросила шар на перину, и сама завалилась на нее же, на живот, лицом вниз. Застыла. И тут Волков замер, застыл, окаменел. Он смотрел на обнаженное тело Агнес и не верил своим глазам. Он увидал, то чего еще совсем недавно не было. Там где кончалась спина, и начинался девичий зад, в ложбине между ягодицами, торчал отросток. Длинной в фалангу пальца, да и похожий на палец, только без ногтя и с острым концом. И не лежал этот отросток спокойно, он подрагивал, и то вставал, то снова плотно ложился в ложбинку. Кавалер не мог глаз от него оторвать. Пока Агнес вдруг не оторвала лицо от перины и не сказала:

— Увидите вы своего попа, никуда он не денется.

— Когда, где? — машинально спросил кавалер, хотя сейчас он хотел спросить ее о другом. Совсем о другом.

— Не знаю когда, и не знаю где, — девушка села на кровати потянула к себе нижнюю юбку, — много раз увидитесь вы с ним.

— Точно?

— Да, устала я, — она накинула платье, — пойду.

Обулась, и взялась было за шар, но кавалер, отобрал его у нее:

— У меня останется, — стал прятать его в мешок из синего бархата.

— Зачем это, — вдруг зло сказала Агнес и вцепилась в мешок.

— Затем, — Волков вырвал мешок из рук девицы. И добавил так же зло: — Пошла, мыться и стираться. Быстро.