Гнилое яблоко - Литтмегалина (2020)

– Во мне есть что-то особенное, что ты прям назыриться не можешь, Отум? – поинтересовался я едко.

– Ну что ты, – мягко возразил Отум, – сплошная заурядность.

Миико обернулся с выражением испуга на лице.

– Иди, Миико, просто иди, – Отум улыбнулся, демонстрируя верхние клыки, заостренные, как и его проклятые ногти. – Нам направо.

Миико покорно свернул и побрел вперед по 129-му шоссе, но его приподнятые плечи выдавали внутреннее напряжение.

По лицу Отума все расползалась улыбка, и чем больше в ней обнажались зубы, тем больше она походила на оскал. Ощущение угрозы пришло ко мне вместе с холодом, прокатившимся вдоль позвоночника. Если Отум решил изводить меня, то он будет изводить меня, тем более что я не очень стараюсь сглаживать острые углы. И причина наших столкновений не только в Миико, может даже, совсем не в Миико, а в том, что мне постоянно хочется врезать Отуму, а ему постоянно хочется врезать мне, и этот вечный зуд, как на коже под коркой заживающей болячки, слишком невыносим, чтобы терпеть и не чесаться.

– Давай же, спроси, – предложил Отум. – Я слышу, как шевелятся твои мысли. Я знаю, чего ты хочешь.

И осклабился.

Я мысленно послал подальше его намеки и, ничего не говоря, презрительно усмехнулся, но моя усмешка быстро погасла, когда я заметил, что только пытаюсь повторить выражение лица Отума.

– Значит, тебе нравится близость смерти? – спросил я мрачно.

– А тебе нет? – невозмутимо отозвался Отум, будто мы обсуждали водянистый суп из забегаловки для дальнобойщиков или еще какую-нибудь ерунду.

– Нет. Я вообще не представляю, как кому-то может нравиться смерть.

– А я уверен, что каждый хотел бы умереть. Не навсегда, – уточнил Отум, реагируя на изменение в выражении моего лица, – на время. Только чтобы узнать, что это такое.

Я мотнул головой.

– Я бы не хотел. Даже на время.

Отума, казалось, забавляло мною сказанное.

– В любом случае, смерть не станет спрашивать, рад ты ей или еще нет. Она просто придет. И это может произойти в любую минуту, – Отум пристально, с непонятным выражением посмотрел мне в глаза.

Я стиснул зубы и отвернулся. Не считая перебрасывания враждебными фразами, это был наш первый разговор с Отумом, и он оказался даже более неприятным, чем я мог представить.

– Может быть, через месяц… через неделю тебя уже не будет, – Отум произнес эту фразу медленно, с явным удовольствием. – Подумай…

– Чушь, – перебил я его с досадой. – Я не собираюсь умирать.

– Конечно, – легко согласился Отум и указал пальцем, казавшимся еще длиннее из-за острого ногтя, на Миико, мягко переступающего по растрескавшемуся асфальту. – Он тоже не собирается. Его все пугает, это заметно, но вероятность собственной гибели – последнее, о чем он сейчас думает. Хотя он находится в менее уязвимом положении, чем ты. Хотя бы потому, что некоторые люди – и я среди них – не спешат избавиться от рта, в которой так удобно спустить.

– Что ты… – я зло развернулся к нему, но Отум не остановился, и его слова продолжали течь медленно, вязко, как отравленный мед.

– Подумай, ты идешь неизвестно куда…

– Разве мы идем не в Торикин?

– … неизвестно с кем…

– Если подразумевать под неизвестно кем тебя, то с этим утверждением сложно поспорить. Хотя некоторые предположения у меня уже возникли.

– …неизвестно зачем. Начиная подобные путешествия, следует учитывать, что они могут завершиться как угодно, причем плохой финал вероятнее хорошего. Но ты собрался и ушел, не объясняя себе даже почему ты уходишь. Что это – проявление врожденного кретинизма?

Что мне делать – рассмеяться, выругаться или забыть обо всем и врезать? Я не мог выбрать, поэтому только сказал: