Платина и шоколад - Чацкая Настя

Губы Гермионы сложились так, будто девушка хотела сказать что-то, однако не могла заставить себя произнести ни слова. В конце концов она закрыла глаза и медленно выдохнула через рот. Нужно взять себя в руки. Профессор наконец-то оторвалась от пергаментов и посмотрела прямо на Гермиону.

Несколько секунд молчала, а затем произнесла, и голос её звучал куда тише:

— Полагаю, вы знакомы с ситуацией Драко Малфоя.

— Конечно, — процедила девушка, опуская глаза.

Да уж тяжело было пропустить это мимо ушей.

«Пророк» не так давно переключился с семьи Малфоев на обсуждение выигравших соревнования по скоростным полётам мётел Брай. И то лишь потому, что последние события, в которых были замешаны Малфои, вынудили всю магическую Англию вылизать кости каждого из них до состояния отполированного сияния. И даже Скиттер после смерти Люциуса говорить стало не о чем.

После восемнадцати обширных статей.

Считая и те, что венчали первые полосы, и те, что выходили по воскресеньям в «Еженедельных пророках».

Гермиона не читала прессу — ничего вообще, касающееся этой семьи. Несчастный случай, после которого Нарцисса Малфой, по слухам, теперь была не в себе. Мёртвый Люциус, который после поражения Тёмного лорда созвал единомышленников и вырезал нечистокровные семьи волшебников, словно скотину. Это всё мало интересовало её, как и сам Драко Малфой, который променял свою аристократичную бледность на бледность болезненную.

Это всё. Её. Не касалось.

Тем более, Министерству удалось остановить весь этот непотребный беспредел. И спокойно можно было вспомнить о том, что Малфои в первую очередь — заносчивые слизеринцы.

Или то, что от них осталось.

Поделом. Жалость была неуместна.

То, что скользило всю школьную жизнь между факультетами Гриффиндора и Слизерина, звалось одним простым, но вместительным словом — неприязнь. Привычная, хроническая, порой до смешного предсказуемая. Холодной змейкой она разделяла отношения гриффиндорцев и слизеринцев на чёткие грани, сводя общение к необходимому минимуму. Однако даже на это можно было закрывать глаза.

Здесь же сквозило другое.

То, что кипело между Малфоями и представителями семей таких, как Грейнджер, именовалось иначе. И носило иной характер. Ненависть.

Горячая. Тягучая. Густая, словно патока. Вечная, чёрт её дери, ненависть, выстроенная стычками прошлых лет. А с годами она лишь подогревалась на медленном, однако оттого не менее жгучем огне.

— Он... он знает? — Гермиона заставила себя говорить твёрдым, решительным голосом. — Знает, с кем он будет работать? — она сцепила перед собой руки.

Подсознание нашёптывало ответ: нет. Если бы знал, сказал бы что-то об этом ещё в поезде. Вряд ли бы промолчал.

Малфой? Промолчал?

Он бы перегрыз Гермионе глотку прямо там, у стены.

МакГонагалл нахмурилась, поправила крошечные очки на носу одним движением руки. Её взгляд изучал лицо ученицы. Малая толика понимания на какой-то миг заставила Минерву сжать губы, однако женщина моментально взяла себя в руки.

— Мисс Грейнджер. Конфликты с мистером Малфоем... никак не должны повлиять на ваши обязанности старост школы. Вы понимаете это, надеюсь?

Гермиона покусала губу.

— Конечно, профессор.

— Ваши обязанности будут заключаться в том, чтобы работать... сплочённо. Старосты — это пример для подражания, как вы помните.

"Сохрани Мерлин школу..." — Гермиона мрачно усмехнулась и кивнула Минерве в знак согласия, пытаясь успокоить яростно бьющееся сердце. У неё просто не могло уложиться в голове.

Она должна уживаться с человеком, к которому питала настолько сильную ненависть, что порой становилось страшно — а не останется ли в ней это чувство навсегда? В ней, доброй и отзывчивой Гермионе, всегда предпочитающей спокойно разрешать конфликты и часто примиряющей Гарри и Рона, когда те цапались из-за очередной незначительной мелочи.