— Не начинай только гнать всю эту пургу про то, как стая меня ценит, любит и ждет. Как все тут прекрасно ко мне относятся, Джефферсон! Я все детство бесила вас одним своим присутствием! «Зануда-заучка-и-синий-чулок»…

— Мы были идиотами, — пожал плечами, вдруг успокаиваясь. Эмили была права, не во всем, но во многом. — Но, Эм… — я сощурился, — поправь меня, если я ошибусь, но ты так высоко задирала свой нос, словно специально отталкивала нас. Так зачем ты нас отталкивала? Особенно меня…

— Не льсти себе, — покачала Бартон головой и захлопнула дверцу машины. — Пойдем, мы теряем время.

Я закрыл машину, поравнялся с волчицей.

— Пытаешься сменить тему, Эмили? — я поймал девушку за локоть, развернул к себе. — Я думаю, что догадываюсь о том, почему ты так себя вела тогда.

Бартон попробовала отвернуться и мне пришлось удержать ее голову за подбородок.

Нежная… Такая нежная кожа. Белоснежная. Очень чувствительная.

Я гладил большим пальцем острую скулу, наблюдая за реакцией Бартон. За тем, как прервалось на миг ее дыхание, как расширились зрачки, как приоткрылись губы. Сочные, сладкие губы. Я хорошо помнил их вкус и мягкость, хорошо помнил, как может жарко выгибаться волчица, как тихо и испуганно звучат ее стоны, как одуряюще идеальна ее грудь.

— Я была идиоткой, — горько усмехнулась, Эмили. — Маленькой и глупой. Детская влюбленность — очень смешная штука.

— Детская влюбленность? — я опустил руку ниже, на шею, ощущая подушечками пульс Эм. Слишком частый, слишком беспокойный. Провел большим пальцем вдоль нижней губы. Мягкая, такая же умопомрачительная, какой и была. — Я помню твои поцелуи, Эмили, я помню твою кожу под своими пальцами, помню, как ты подставляла моим губам себя, как дрожала, как…

Эмили вдруг подалась вперед, обвила руками мою шею.

Я напрягся.

Зверь внутри тоже замер. Он по-прежнему не узнавал запах Эмили. Он словно распадался и растворялся на составные части, не был цельным. Как и ее поведение сейчас. Женщины обычно так улыбаются как раз перед тем, как схватить тебя за яйца.

— Вот и тешь себя этими воспоминаниями, Джефферсон. Тешь, потому что, как только я вытащу Арта, уеду. И ты меня больше не увидишь, никогда не получишь.

Я сжал руки на талии Эмили.

Она бросала мне вызов, она дразнила меня, и… она села играть в покер явно не за тот стол.

— Хочешь поспорим? — пробормотал, склоняясь ниже, касаясь языком кожи, чертя дорожку к уху.

Эмили отстранилась, и я не попытался ее удержать. Смотрела насмешливо, но на щеках румянец, а в глазах — адское пламя.

— Еще раз прикоснешься ко мне, Марк, и сможешь солировать в детском церковном хоре, — она отступила еще на шаг, а потом просто повернулась спиной, направляясь ко входу в торговый центр.

— Рычи, рычи, кукла, — улыбнулся я. — Вот тебе мое официальное заявление: я хочу тебя, и я получу тебя.

— Мозоли не натри, пока получать будешь, — фыркнула Эмили насмешливо.

А я представил голого Элтона Джона на пляже и задницу Нила Янга, потому что заходить со стояком в общественное место, наверняка переполненное в субботу маленькими гомонящими детьми и их бдительными мамашами, не позволяют остатки совести и здравого смысла.

Бартон, будто издеваясь, сразу же свернула в магазин с нижним бельем. Виктория, мать ее, Сикрет…

Рой Рэймонд должен гореть в аду, настоящий ублюдок.

Элтон Джон и его муж, голая Королева Англии, миссис Саммерхолд и ее обвисшие сиськи…

Я остановился у стеллажей с чулками и завис.

Черные, с широкой кромкой и… поясом.

— Вам помочь? — проворковала девушка-консультант, вырвав из мыслей о том, как я укладываю Бартон в этих самых чулках на стол.

— Да, — голос звучит почти нормально, я нахожу глазами волчицу и указываю на нее пальцем, протягивая кредитку брюнетке. — Мне этот комплект, подберите к нему белье на вон ту девушку. Оплачу все, что она выберет.