Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру (1993)

Шум переворачиваемой мебели. С волнением я представляю себе, как мадемуазель Станжерсон, неотступно преследуемая воспоминанием о сцене, разыгравшейся днем, видит сон, повторяющий ужас всего пережитого. Она вновь видит бросающегося на нее убийцу, кричит: «На помощь!» — и бессознательно ищет рукой револьвер, оставленный на ночном столике. Но дрогнувшая рука толкнула этот столик слишком сильно, и он опрокинулся. Упавший на пол револьвер выстрелил, и пуля попала в потолок. Этот след с самого начала казался мне случайным и так хорошо соответствовал гипотезе о кошмаре, что я почти перестал сомневаться в том, когда произошло нападение. Все совершилось еще днем, но мадемуазель Станжерсон, обладая сильным характером, скрыла это от всех.

Итак, ужасный сон, крики «На помощь!», револьверный выстрел. В ужасе мадемуазель Станжерсон проснулась, попробовала встать и без сил рухнула на пол, опрокидывая мебель и теряя сознание.

Однако все время речь шла о двух выстрелах. По моим соображениям, их также должно было быть два, но по одному в каждой фазе, а не два в последней. Один выстрел «до», ранивший преступника, и второй выстрел «после», во время кошмара.

Откуда известно, что ночью их было именно два? Выстрелы прозвучали вперемешку с грохотом опрокидываемой мебели. На допросе господин Станжерсон говорил, что сперва раздался глухой выстрел, затем — оглушительный. Не был ли глухой звук результатом падения на пол мраморного ночного столика?

Я решил, что так оно и было, когда узнал, что привратники, Бернье и его жена, находившиеся вблизи от павильона, слышали только один выстрел. Они заявили об этом судебному следователю.

Таким образом я воссоединил обе части этой драмы, перед тем как оказаться в Желтой комнате. Но тяжелая рана в висок не укладывалась в круг моих размышлений. Преступник не мог нанести ее кастетом днем. Рана была настолько серьезна, что мадемуазель Станжерсон не скрыла бы ее под прической. Она и не пыталась этого сделать, волосы были, как всегда, собраны в высокий узел, оставляющий лоб целиком открытым. Подобная серьезная рана могла появиться только ночью, в момент кошмара. Я начал искать ответ в Желтой комнате и нашел его!

Из своего неистощимого кармана Рультабиль вытащил сложенный вчетверо лист белой бумаги и извлек из него нечто невидимое. Осторожно придерживая свою драгоценность двумя пальцами, он поднес ее к столу председательствующего.

— Этот залитый кровью волос, господин председатель, принадлежит мадемуазель Станжерсон. Я нашел его прилипшим к одному из углов мраморной доски ночного столика, опрокинувшегося ночью. Сам угол также окрашен кровью. Всего одно небольшое круглое пятнышко. Но какое важное! Я понял, что, приподнявшись на кровати, мадемуазель Станжерсон всем телом упала на угол мраморной доски и ударилась виском. Выбившийся из прически волос остался немым свидетелем этого происшествия.

Врачи решили, что рана мадемуазель Станжерсон была нанесена каким-то тупым предметом, и так как в комнате находился кастет, то судебный следователь тут же признал его орудием покушения.

Но угол мраморной доски ночного столика также достаточно тупой предмет, о котором не подумали ни врачи, ни судебный следователь. Да я и сам ничего бы не нашел, но здравый смысл подсказал мне направление поисков.

В зале раздались аплодисменты, однако Рультабиль продолжил свой рассказ, и тишина воцарилась вновь.

— Помимо имени убийцы, которое я узнал через несколько дней, надо было еще установить, когда же на самом деле произошла первая фаза этого несчастья.