Он не мог вспомнить - говорил ли он все это Чезаре? Должно быть, в один из тех вечеров в его кабинете, когда старик слушал, как он перечисляет свои выдуманные обиды на Ноя. Ему дали стакан виски, потому что в семнадцать лет он был мужчиной, а Чезаре сидел и слушал, что он говорил. Он не перебивал его, не говорил, что его мнения не спрашивают и не требуют. Он не сказал ему, что слишком много думает, слишком много говорит. Он не велел ему заткнуться и делать то, что ему сказали.

Нет, он просто сидел и слушал. Потом, когда он закончил, Чезаре спросил его, чего он хочет больше всего на свете, и Вульф, впервые в жизни пьяный, подавленный своими запретами, дал ему этот ответ прежде, чем он успел подумать.

Потому что ты дурак.

- Я могу дать тебе эту семью, Вульф, - продолжал Чезаре, понизив голос. - Я могу дать тебе то, что ты хочешь. Нет, я не твой отец и знаю, что не могу занять его место, но я могу быть тебе как отец. И у меня есть Оливия. Я знаю, что ты хочешь ее. Она может быть твоей, у тебя может быть семья с ней. Я бы с гордостью назвал тебя своим сыном.

Что-то горячее и отчаянное свернулось в груди Вульфа. Тоска, боль.

- Я не хочу быть частью твоей семьи, - сказал он сквозь стиснутые зубы, отрицая это чувство. - Я Тейт.

- Ты уверен, что не хочешь этого? - Чезаре наклонил голову, и Вульфу показалось, что его голубые глаза немного смягчились? - Отец, который любит тебя, стоит рядом с тобой? Отец, чтобы поддержать тебя, чтобы гордиться тобой?

- Папа, - голос Оливии был тихим, предупреждающим.

- Что? Ты думаешь, после всех этих лет у меня нет чувств к мальчику?

- Он знал, Вульф, - сказала Оливия, не обращая внимания на отца. -Он все время знал, что ты пытаешься сблизиться с ним только ради Ноя.

Это должно было удивить его, может быть, шокировать. Конечно, Чезаре знал все это время. Этот ублюдок был умен, а Вульф, как семнадцатилетний мальчишка, - нет. Он был одиноким мальчиком, ищущим отца.

Они использовали тебя. Они оба использовали тебя. Потому что ты был слишком глуп.

Его пальцы крепче сжали пистолет.

- Думаешь, это что-то меняет? Это не так.

Оливия внезапно встала.

- Оливия, - пробормотал Чезаре с предупреждающей ноткой в голосе.

Спустить курок сейчас.

А потом Оливия оказалась перед своим отцом, лицом к лицу с Вульфом. Полностью блокируя его линию огня.

Ты облажался. Ты даже не можешь убить человека как следует.

Ужасный гнев разочарования, который кипел внутри него, завязался узлом и запутался в его груди. Но все, что он мог видеть - это ее голубые глаза, которые смотрели на него, заглядывая внутрь. Видя все, чем он был.

Чезаре что-то говорил, но в это же время говорила и Оливия, и это было все, что он мог слышать.

- Не слушай его, Вульф. Ты же знаешь, что он просто пытается манипулировать тобой. Но тебе и не нужно его убивать. Есть и другие способы покончить с этим. Всегда есть другие способы.

Каким-то образом он переместился, хотя и не осознавал этого, сделав несколько быстрых шагов, так что оказался прямо перед Оливией, возвышаясь над ней, когда она стояла между ним и ее отцом. Он тоже возвышался над Чезаре, хотя тот не двигался и не отворачивался.

Она раскинула руки в стороны, пытаясь отгородить его от отца как можно дальше. А потом пистолет нацелился в грудь Оливии, как будто он мог выстрелить сквозь нее, чтобы добраться до урода позади нее.

Его сердцебиение было слишком быстрым, а узел в груди затягивался все сильнее и сильнее. Ствол пистолета был направлен прямо между грудей Оливии. Если он сейчас нажмет на курок, то убьет ее и де Сантиса.

- Ничто стоящее не приходит без жертв, Вульф. Ничто, за что стоит бороться, не берется без крови.