Сибирское дело - Сергей Булыга (2017)

– Не захотел! – Эти слова Яков сказал очень сердито, даже в ярости. И так же яро продолжал: – Не захотел я кричать! Вот не захотел, и всё! Яша, мне Максим шептал, Яша, молчи! И я молчал.

– А дальше что?

– Они пищаль у меня отобрали, а самого меня взяли под руки и повели перед собой. Я шёл, молчал. Тихо было, только мошкара зудела. И только когда мы вышли к берегу, вдруг впереди кто-то как закричит: «Татары!». Ну и дальше началось всё это, вспоминать не хочется.

– А замолить грех хочешь?

Яков молчал. Потом не своим голосом сказал:

– Ермак был очень строгий атаман. Чуть что не по его, сразу виновного в мешок, ещё камней в мешок, для весу – и в воду. Многих он так перетопил! Ну да, может, так оно и было нужно, я не знаю.

– Ладно, – сказал Маркел. – Это пока что к делу не относится. Рассказывай, что было дальше.

– А что было! – сердито сказал Яков. – Перебили они наших всех. А кого перебить не успели, те повскакали на струги и уплыли в Кашлык. А мы остались. Кутугай сразу стал кричать, что если это он убил Ермака, то ему должно достаться и всё Ермаково добро. А Кайдаул сказал: нет! Сперва, сказал, мы должны Ермака убить совсем. Заколоть копьём – это ещё не убить, а утопить его надо! Вот что Кайдаул тогда придумал! Это из-за того, что у них так считается, что если человек утонет, тогда он лишается души и уже никогда не оживёт. Поэтому им всем такие Кайдауловы слова понравились, Ермака оттащили к воде и опустили туда с головой. И так держали до утра, а утром положили в лодку, прикрыли ветками и поплыли обратно. И меня взяли с собой.

Тут Яков опять замолчал. Тогда Маркел спросил:

– И куда вы поехали? Сразу в аул к Бикешу?

– Нет, – ответил Яков и поморщился. – Мы сперва остановились в одном очень недобром месте. Там ни кустов, ни трава не растёт, а там только посреди камней стоит каменный столб, а перед ним каменная же колода. И вот сняли с Ермака шлем, пансырь, кафтан, сапоги и всё остальное прочее, положили его на колоду, сели перед ним и начали пировать. И как только кто скажет здравицу, тому сразу дают лук, он встаёт и в Ермака стрелу пускает. Говорили, кровь текла из Ермаковых ран, как у живого. Но так это было или нет, не знаю, я не видел. Я был на дальнем костре костровым. И так они день пировали, а после ещё, а на третий день приехал человек от муллы и стал кричать, что мулла всех проклянёт, если они это безбожие не прекратят. И перестали мурзы пьянствовать, велели гасить костры. Потом мы пошли к реке, переплыли на эту сторону, как раз стало темнеть, и понесли Ермака к кладбищу, сюда, и похоронили здесь, где эта яма. Мулла назавтра приходил, посмотрел и ушёл, ничего не сказавши. Так Ермак здесь и лежал до самых холодов, и лежал бы дальше, он же лежал чин чином, за оградой… Но вдруг люди стали поговаривать, что у Ермака на могиле будто свечка светится. Мулла разгневался и велел, чтобы убрали Ермака отсюда. И унесли в другое место и там закопали.

– И ты с ними тоже закапывал? – спросил Маркел.

Яков утвердительно кивнул.

– И пансырь с саблей на могилу положили, да?

Яков опять кивнул. Маркел ещё подумал и спросил:

– Зачем ты мне всё это рассказываешь?

Яков помолчал, облизал губы и ответил:

– Хочу душу облегчить. Да и ты никому не расскажешь. Потому что убьют тебя завтра!

– Кто?

– Может, и я убью. Не Ермака, так хотя бы тебя!

И Яков тихо засмеялся. Потом уже серьёзным голосом продолжил:

– Бикеш хочет, чтобы я тебя убил. Это ему кам так накамлал, что надо, чтобы один урусут убил другого урусута.

– И что ты?

– А что я? Я человек подневольный, ясырь. А могу и не убить! Могу даже больше! Хочешь, отведу тебя на новую Ермакову могилу? Или робеешь?

Маркел молчал, думал. Яков тихо засмеялся и опять сказал:

– Робеешь! А ведь это здесь недалеко! Верёвку с тебя срежу – и за мной!

Маркел молчал. Ему очень хотелось верить Якову, но была опаска…