Милое дитя - Роми Хаусманн (2021)

– Вы сказали, что не хотите этого? – спросила тогда женщина из полиции.

На что Кирстен ответила вопросом:

– Вы серьезно?

Мне, по крайней мере, пока не о чем тревожиться.

Но вот у Кама снова звонит телефон. Все равно не разберу, что говорят на том конце линии, поэтому поворачиваюсь на подушке и закрываю глаза. Этой ночью я без наручников… Я улыбаюсь. Мои руки свободны.

* * *

Кам откашливается. Рука с телефоном лежит на коленях. Значит, разговор уже окончен. То ли все прошло настолько быстро, то ли я задремала.

– В чем дело? – спрашиваю я и пытаюсь снова сесть.

На этот раз Мюнхен не спешит поправлять подушку у меня за спиной. Наверняка думает, что именно сейчас мне проще возиться самой, чем выносить прикосновение мужчины.

Кам ждет, пока я устроюсь. После чего сообщает:

– Мужчина найден. Мальчик тоже.

– Всё в порядке?

– Их обнаружили, – повторяет Кам, словно я спросила об этом.

И все же я киваю.

– Хорошо. – И, поскольку теперь все позади, окончательно и безвозвратно, добавляю: – Ясмин Грасс. Мое имя Ясмин Грасс. Дата рождения двадцать восьмого марта тысяча девятьсот восемьдесят второго года, проживаю в Регенсбурге. Мою маму зовут Сюзанна, фамилия тоже Грасс. Она проживает в Штраубинге. Вы можете с ней связаться?

Кам, кажется, сбит с толку, но это длится лишь мгновение.

– Конечно, без проблем.

– Спасибо. – Я улыбаюсь.

– Но это еще не все, Ясмин.

Моя улыбка замирает. Ударение на моем имени. Его лицо.

Кардиограф сигналит в ускоренном ритме.

– Что еще? – спрашиваю я осторожно.

– Вы говорили, что ударили похитителя… – он заглядывает в блокнот, – снежным шаром.

– Да. – Я быстро киваю. – А что?

Кам молчит, смотрит на Мюнхена. Переводит взгляд на меня и затем снова на Мюнхена. Протягивает ему свой телефон. Мюнхен внимательно разглядывает экран, после чего поднимает глаза на меня.

– Да что такое? – спрашиваю я в такт кардиографу. – Что случилось?

Маттиас

То был момент умиротворения, неведомого до сих пор смирения. Только мы вдвоем с Карин и рассветное, безбрежное небо. Этот миг, когда мы стояли обнявшись, был нашим островом, желанным прибежищем. Конечно, мы не могли вечно оставаться в этом уютном мирке. Я знал, что рано или поздно отворится дверь и кто-нибудь войдет, Герд или Гизнер, или кто-то из их людей, – и придется возвращаться в реальный мир. Я все сознавал и так напрягаюсь, чтобы не думать об этом, что не мог помыслить ни о чем другом. Но в конечном счете Карин сама губит момент.

– Пожалуй, надо сообщить Марку, – сказала она, уткнувшись мне в грудь.

И я:

– Только через мой труп.

И все стало как прежде, и небо уже не дарило надежду, а свинцовой тяжестью нависло над черными, рублеными силуэтами домов. В некоторых окнах уже зажигался свет. В этот ранний час люди начинали новый день и неизбежно напоминали нам, что мир продолжал вращение и невозможно было остановить его или сбежать. Не было никакого острова.

– Что же ты хочешь ему сказать? – попытался я отвертеться от назревающей дискуссии, в которой все равно не нашлось бы компромисса.

Карин всегда поощряла Марка. «Он никогда не тронул бы Лену». И ничто не могло ее разубедить.

А я первым делом назвал его имя, тогда, в полицейском участке, когда мы приехали заявить об исчезновении.

– Марк Суттхофф, – сказал я без раздумий.

– Маттиас! – вскинулась Карин и толкнула меня локтем в бок.

Суттхофф, в своем воображаемом мире модель/актер/певец, а в действительности самодовольный торговец подержанными машинами, у которого мы в свое время купили «Поло» для Лены. Ей только стукнуло двадцать, она еще жила с нами и пока не перебралась в свою квартирку в Хайдхаузене. Я ничего не замечал, но, вероятно, он уже тогда, на стоянке, вился вокруг Лены и за моей спиной добыл ее номер.