Джолион и Клара, смущенно улыбаясь, встали по сторонам картины – сын Арлетты и дочь Годфри. Ни один из них не был тем ребенком, о котором мечтали двое с портрета, и все же они были их детьми… Джордж поднял фотоаппарат, а Бетти сделала несколько снимков фотоаппаратом Клары и своим. У Элисон тоже оказалась одноразовая «мыльница», и она несколько раз сняла обоих, не переставая время от времени вздыхать.

Эти несколько минут, до краев наполненные безмятежным спокойствием и внезапно наступившей гармонией, запомнились Бетти на всю жизнь. Казалось, весь мир остановил свое бешеное вращение и замер, словно задумавшись о чем-то невероятно важном. За древними стенами дышало покоем и негой жаркое лето, солнце вливалось в широкие витражные окна и ложилось разноцветными пятнами на лоснящийся паркет и на небольшую группу людей – очень разных, но объединенных общим прошлым. Каждый из них узнал правду о своем происхождении и обрел покой. Они были как члены одной семьи, как близкие родственники, которых судьба разбросала по свету, но которые сумели вновь найти друг друга. И пусть их связывали не кровные узы, а общая история, ощущение родства не было от этого нисколько слабее.

Отступив немного назад, Бетти окинула взглядом всех, кто, затаив дыхание, стоял сейчас перед портретом. Быть может, подумалось ей, Арлетта и Годфри тоже глядят на них откуда-то из поднебесья – из своего сияющего безмятежного рая, раскинувшегося чуть выше горячего летнего солнца. На мгновение она почти увидела обоих, и ей показалось – они улыбаются.

Увидев Бетти, идущую к его лотку, Джон Любезноу даже протер глаза.

– Не может быть! – воскликнул он. – Ты снова блондинка!

Бетти слегка взбила волосы кончиками пальцев и улыбнулась.

– Очень даже может, – сказала она.

Он кивнул.

– Мне нравится.

– Я рада, – рассмеялась Бетти, сдвигая солнечные очки на лоб.

– Я думал, ты переехала. – Джон взглядом указал на дверь за своей спиной.

– Переехала, – подтвердила Бетти. – Еще в пятницу. Я хотела попрощаться, но тебя не было на месте.

Он пожал плечами.

– Да. Я был… – Джон не договорил.

– И где ты был?

Он снова повел плечами.

– Мне нужно было время, чтобы, так сказать, перегруппироваться. Найти новую квартиру.

– Ну и как? Нашел?

– Да. Неплохое местечко – сухое, чистое. Тебе бы понравилось.

– И где?

– В Ноттинг-Хилле. В Северном Кенсингтоне, если точнее, зато метро всего в десяти минутах ходьбы. – Джон машинально переложил с места на место стопку пластинок. – А как твои дела? – спросил он после небольшого молчания. – Где ты теперь обитаешь?

– Я обитаю в Третьей зоне[60], – сообщила Бетти с мрачной улыбкой.

Джон сочувственно кивнул.

– Теперь моя станция – «Тутинг Бродвей». Я сняла квартиру напополам с девчонкой по имени Селия – нашла ее по объявлению в Интернете, как коренная лондонская жительница! Квартал очень симпатичный и тихий, и соседи тоже тихие. А главное, на нашем крыльце пока никого не стошнило. И до работы мне всего-то полчаса по Северной линии. – Она улыбнулась, слегка покачиваясь на каблуках.

– То есть ты решила, что маргинальный стиль жизни тебе не подходит?

Бетти фыркнула.

– Конечно!

– Гм-м…

– Что ты хочешь сказать этим малоприятным звуком?

– Ничего. – Джон покачал головой. – Просто… помнишь, мы с тобой разговаривали, и… Тогда мне показалось, что ты всерьез настроена прожить остаток жизни в Сохо. Так сказать, на острие…

– Тебе показалось. То есть я об этом действительно думала, но не очень долго. Секунд тридцать. Но потом кое-кто привел мне веское доказательство того, что подобное решение было бы серьезной ошибкой.

Джон удивленно взглянул на нее, но сразу же отвернулся к своему прилавку, словно считая разговор законченным.

– Сегодня мой день рождения, – сказала Бетти. – Мне исполнилось двадцать три.