— В том-то и дело, что вы обязательно ошибетесь, потому что никогда вы с Чеховым знакомы не были. А в «Гранд-отеле» мы отдыхали с доктором в прошлом году. Эта гостиница начала строиться только в 1903 году. И лишь в июне 1905-го она стала казенной, то есть ее передали Управлению вод, а по предложению министра Ермолова она получила сие громкое название — «Гранд-отель». На самом деле Чехов, как следует из его записных книжек, приехал в Кисловодск 24 августа 1896 года и остановился в гостинице наследников Зипалова, расположенной как раз напротив галереи «Нарзан».

— Очень даже может быть, — согласился писатель. — Я бы даже сказал, что именно так и есть. Да, я вспомнил. Точно. Мы жили с ним в гостинице Зипалова. Я это подтверждаю.

— И опять вы лжете! Дело в том, что уже в то время Антон Павлович был популярен, и хозяин гостиницы в память о его пребывании распорядился сохранить книгу постояльцев. Как следует из телеграммы, которая на днях получена из Кисловодска, господин Сорокопятов Ярополк Святославович, учитель гимназии из Костромы, в данной гостинице никогда не останавливался. — Адвокат, точно факир, вынул распечатанный конверт и положил на стол. — Извольте убедиться, милейший. — Литератор молчал. — Но и это далеко не все, — продолжил Ардашев, — бесследно пропавший два с лишним года тому назад учитель костромской гимназии очень любил фотографироваться. А в фотографических салонах, как вам хорошо известно, хранят негативы. По моей просьбе местная полиция попросила своих коллег из Костромы проверить, не осталось ли где-либо негативов с его фотографией. И представьте себе — нам повезло. — Присяжный поверенный вновь выудил три разных снимка и бросил на стол. — Полюбуйтесь. Это и есть настоящий Ярополк Святославович Сорокопятов. Кроме страсти фотографирования была у него и еще одна чисто русская пагубная привычка — любил выпить. Где и как вам удалось раздобыть его документы и какое отношение вы имеете к исчезновению этого господина, вы расскажете судебному следователю, герр оберст… как вас там?..

— Людвиг фон Бокль, — устало выговорил он. — Господа, вы правы — я являюсь полковником Австро-Венгерского генерального штаба. И прошу обходиться со мной так, как подобает вести себя с офицером моего звания.

— На этот счет можете не беспокоиться, — заверил Мяличкин.

Полковник внимательно посмотрел на Ардашева и спросил:

— Скажите, Клим Пантелеевич, неужели ошибка с «Гранд-отелем» позволила вам заподозрить во мне австрийского агента?

— Не только. Кроме нее вы допустили еще несколько непростительных оплошностей. Первая произошла в позапрошлую субботу — двадцать четвертого марта. Помните? Вы возвращались от башмачника и под мышкой держали газетный сверток, из которого случайно вывалилась туфля?

— И?..

— Эта коричневая пара была на два размера больше тех, в которых вы были обуты. Следовательно, подумал я, вы несли их для отвода глаз. И, вероятно, вам дал их обувщик. Позже, осматривая место совершения двойного смертоубийства, я обнаружил на правой лакированной туфле замученного фотографа небольшой — примерно с дюйм длиной — кусок сапожной дратвы. Никакого отношения к его собственной обуви она иметь не могла, так как была другого цвета. Да и туфли его были совсем новые. Выходит, этот вощеный кусок суровой нитки кто-то занес. И скорее всего, сапожник.