Еще через полчаса мы имеем вполне приличного качества набросок и словесное описание. Среднего роста, хорошо развитый физически, одет куда презентабельнее напарника – светло-бежевые, классического покроя, брюки и мокасины к ним в тон, светло-серая рубашка поло навыпуск. Молодой или молодо выглядящий блондин, стрижка короткая. На наброске, составленном Хавьером со слов Хеджкомба – довольно приятное мужское лицо: широкий, волевой подбородок с ямочкой, высокий лоб, прямые брови… Особых примет, вроде, и нет, но и портрет вышел все-таки не совсем типовой, из тех под который можно чуть не половину мужского населения Булыжника подогнать. Вполне узнаваемое лицо получилось, такого опознать при встрече можно.

– И еще, – вспоминает вдруг Хеджи, у него правый рукав рубахи немного задрался, когда он девушку в вэн укладывал. Татуировка у него там, на плече.

– Что изображено? – я вцепился в возможность получения особой приметы мертвой хваткой. – Вспоминай, Диллон, иначе точно на три года на каторгу отдыхать поедешь.

– Да там почти что ничего и не видно было, господин старший детектив! – дурным голосом взвыл наркоман. – Самый низ только! Вроде бы как якорь морской, но такой, чудной, вроде как наискосок…

Я на несколько секунд задумался, а потом решительно полез в поисковик информсети.

– Похоже? – ткнул я под нос негру коммуникатор, прикрыв верхнюю часть экрана ладонью.

– Очень! – китайским болванчиком закивал Хеджи. – Один в один, только не цветное.

Я молча передал свой коммуникатор Хавьеру. Тот поглядел на картинку и брови его поползли вверх.

– И один отлично поставленный профессиональный удар, – протянул он.

– И высочайшего качества клинок необычной формы, – закончил я.

Да, примерную реконструкцию ножа, которым убили Мэнди, мне Дэнни Чен еще утром прислал. Явно не хозбыт, штучная вещица. И что-то мне смутно напомнившая. А вот теперь – словно очередной кусочек головоломки на место встал. Вспомнил я, у кого такого вида ножи в чести…

На мониторе коммуникатора светится яркая цветная эмблема Корпуса морской пехоты США.

– Долбанные янки, – почти хором произнесли мы с Хавьером.

– Ну, что, Диллон, – перевожу взгляд на замершего в ожидании и будто даже дышать переставшего наркомана. – Кажется, сегодня в твоем кармане нашлась-таки карточка освобождения из тюрьмы[52], поздравляю. Видишь, как порой выгодно оказаться полезным? А ты этого не понимаешь, не ценишь. Наверное, у тебя и визитки-то моей нет?

– Ну что вы, сэр, – Хеджи сейчас – ну просто воплощение искренности. – Я ваш номер наизусть помню.

И, действительно, бодро тараторит без запинки номер моего служебного коммуникатора.

– Так почему же, Хеджи, дружочек, это я за тобой должен бегать по каким-то вонючим клоповникам? – с отеческой укоризной в голосе интересуюсь я. – Почему обо всем, что ты только что рассказал мне и детективу Бланке, мы узнали только сейчас? Где же твоя сознательность, Диллон? Или мы с тобой друзья только тогда, когда это выгодно тебе?

– Как можно, сэр? – Хеджкомб смотрит на меня так, будто сейчас зарыдает от раскаяния, – Просто вы должны понять… Временные трудности, денег нет даже на еду, не то что оплатить услуги связи на коммуникаторе…

– Ну да, ну да, – сочувствующе киваю я. – Сексуально-экономический кризис… Nihuya v koshel’ke…

– Простите, господин старший детектив, я не говорю по-китайски, – лепечет негр. – Но если бы вы одолжили мне хоть немного наличности… Я бы смог оплатить коммуникатор и быть на связи…

Ага, разумеется! На еду и связь у него денег нет, а вот на два шприца «грязи» – где-то раздобыл… Но информация от «стукача» действительно должна поощряться, иначе «негласный осведомитель» быстро потеряет интерес к сотрудничеству. На одном его страхе отправиться за решетку – взаимовыгодного сотрудничества не наладить. Кроме кнута нужен еще и пряник. Я уже было собрался потянуться за кошельком, но тут мне в голову приходит идея.