Впервые с начала разговора Брагин упомянул имя девушки. И лицо андрогина на секунду стало простым человеческим лицом. Женским, искаженным гневом. И горем – так, во всяком случае, показалось Сергею Валентиновичу.

– «Охота на овец», так называется бар. Она была там десять дней назад. Эксцентричное поведение, съемки на камеру, поцелуй, звонки и эсэмэс. И ей как будто угрожала опасность, так интерпретирует это бармен.

– В конечном счете, она действительно мертва.

– Лия была знакома с Филиппом Ерским?

– Мы не говорили на эту тему.

– Разве? Вы знаете, кто она?

– С вами я тоже не буду говорить.

– Сожженная семья. Пятеро взрослых и двое детей. Но был еще и третий. Девочка. Она осталась с бабушкой в дачном поселке, потому и спаслась. Позже они перебрались в Новосибирск – опасаясь за жизнь внучки, бабушка путала следы. А когда Лия подросла… Это была Лия, да. Бабушка рассказала ей о смерти родителей и старших детей. И это оказалось знание, взывающее к мести.

Брагин ждал, что Ника скажет, хоть что-нибудь, но она молчала.

– Я думаю, что к мести. Она разыскала Ивана Караева, единокровного брата Филиппа по отцу. Папаша к тому времени умер, так и не узнав о существовании сына-музыканта. Но это не помешало им от его имени договориться о приезде в Питер. Она была чрезвычайно умна, Лия.

– Да.

– А Иван – талантливый парень, но абсолютно ведомый и напрочь лишенный амбиций. Отличный художник, правда?

– Я не видела его работ. – Металлические нотки в голосе снова превратили почти очеловечившуюся Нику в андрогина.

– Ну, бог с ним… Знаете, если бы Лия попыталась хотя бы поговорить с Филиппом… Все могло бы быть по-другому.

– О чем поговорить? О сожженных родных? Есть вещи, которые невозможно отмолить, сколько ни кайся.

– Да, вы правы. – Брагин вдруг почувствовал, что ему не хватает воздуха. – Она просто хотела убить его. Наследство как мотив ее не интересовал, все и так переходило Ивану, единокровному брату Ерского. Потому что других родственников у него не было. Но самонадеянные юнцы не знали то, что знаем мы, правда, Ника?

– О чем вы?

– О завещании Филиппа Ерского. Я говорил с его душеприказчиком, господином Архангельским. Все движимое и недвижимое имущество покойного, счета, вклады, музыкальные инструменты… Все переходит фонду «Иди со мной» и его учредителям. Для вас это не новость, правда?

– Не такие уж они и самонадеянные. Вполне могли подать в суд.

– Они мертвы. Оба. И Филипп мертв. Как вы это пережили?

– Смерть Филиппа?

Она совсем не пережила. Совсем. Больше всего Брагин боялся, что в андрогине что-то сломается; в том отсеке, куда не так давно залетала птица, теперь полно других птиц. Они трутся друг о друга невесомыми перьями, стучат клювами и скребут коготками. И, если задумают разлететься в стороны, лицо Ники Селейро распадется. Разрушится навсегда.

– Вы ведь были в квартире, когда все произошло. Я знаю, – сказал Брагин.

– Когда произошло… Не была.

– Просто расскажите. Вы не имели никакого отношения к этой идее. Это Лия таскала Ивана по местам, где их обязательно бы заметили. Все в точности как в практикумах личностного роста, которые она когда-то проходила, чтобы заинтересовать вас. Технология проста, не так ли? В тот раз она заинтересовала бармена. А потом удалилась и появился молодой человек. Не то чтобы сильно похожий на Ерского, но обладающий только его характерными особенностями.

– Расты в волосах, – задумчиво произнесла Ника.

– Да. Воспроизведенные во всех подробностях. Наверняка у нее был источник получше интернета.

– Мои личные фотографии.

– Все это было только для того, чтобы связку Лия – Филипп закрепить публично. Придать этим прогулкам оттенок опасности. Намекнуть, что Ерский – опасный человек. В «Охоте на овец» у них получилось. В других местах, думаю, тоже.

– С самого начала она копалась в моем ноутбуке.