Хозяин - Александра Лисина (2018)

— Ты был там в тот день, — сухо сообщила Белка. Без злости, без раздражения, просто констатировала факт. — Ты смотрел, как они умирали. Я видела твое лицо в его памяти. Ведь так?

— Да, — неслышно согласился Таррэн.

— Ты знал, что происходит?

У эльфа по лицу пробежала болезненная судорога.

— Их было двадцать, — тихо сказал он, с трудом заставляя себя вспоминать. — Два десятка девушек — красивых, невинных… чужих невест, оторванных от семьи и родного дома. У них не спрашивали согласия. Темный лес никогда не ценил смертных. Их презирают, ненавидят и даже убивают… охотно. Перворожденные не утруждают себя этическими нормами в отношении короткоживущих. Мы правили на Лиаре много тысячелетий, мы еще помним, как зарождалась ваша раса. Как мы помогали ей родиться из грязи и отбросов, из боли и пепла. Как выводили к свету и делились знаниями. Вы казались нам слабыми, беззащитными птенцами, которые вскоре после рождения попытались укусить кормящую их руку. Негодными к сотрудничеству дикарями. Должен признать, что в этом есть какая-то доля правды.

— Я знаю, — неестественно ровно сказала Белка и умолкла, но он хорошо почувствовал, как она напряглась.

— Два века назад мой народ осознал истину, — печально улыбнулся эльф. — Мы наконец-то поняли, как дорого обошлась нам эпоха расовых войн. И то, что в этих войнах было утрачено самое дорогое, чем можно гордиться, — наше будущее, потому что в тех боях мы потеряли почти всю молодежь.

— Не продолжай. Я знаю эту историю. Как и то, что два века назад вы попытались исправить свою ошибку. Правда, за чужой счет.

— Темный владыка разрешил своему сыну попробовать кровосмешение — в глубокой тайне, в глубине священной рощи, куда заказан ход непосвященным. Он привлек к этому хранителей знаний, и все они согласились, что вопрос выживания расы стоит жизней нескольких смертных. Они работали много дней, пытаясь соотнести руны изменения так, чтобы люди могли дать нам новых перворожденных. Руны смешивали, меняли, наносили на кожу магией, краской, а затем и кровью. Их вытравливали и выжигали до тех пор, пока не стало казаться, что все получается… — Таррэн крепко зажмурился, как наяву видя вереницу искаженных мукой лиц. — Они изувечили двадцать невинных жизней! Ради того, чтобы уничтожить их, когда выяснилось, что родившиеся малыши были всего лишь полукровками!

— Талларен был в бешенстве, — обронила Гончая, сжав кулаки. — Я видела это, помню его ярость. Помню, как он убивал их. Сам, коротким ударом в сердце, одну за другой.

У нее вдруг расширились глаза, а перед внутренним взором пронеслись стремительно меняющиеся картинки: неподвижные тела, бесстрастные лица, перекошенная злобой физиономия палача, с досадой отвернувшийся владыка, скорбные физиономии старейшин. А затем еще одно, белое как снег лицо. Молодое, дико знакомое, но искаженное ужасом и внезапным пониманием.

— Таррэн!

— Я опоздал, — горестно кивнул эльф. — Я узнал слишком поздно и не успел спасти этих девочек. Меня не было в то время в священной роще, я учился управлять своей кровью в подземельях Иллаэра, потому что выпускать силу Изиара опасно даже для его прямого потомка. Мне так сказали. Меня заранее отправили подальше, потому что знали, что я буду против, — единственный дурак, кто имел голос в совете, но кого никогда не стали бы слушать. Я не давал им сделать этого прежде, и они не хотели, чтобы я узнал до того, как все закончится. Но я вышел наверх немного раньше и услышал крики…

Он устало прикрыл веки.

— Я сделал все, что мог, малыш. Я обвинил совет в ереси, я ранил четверых из тех семи, что стояли и смотрели, как убивают невинных. Я пошел против самого владыки, но этого оказалось недостаточно, потому что Талларен не забыл о своих планах. Лишь затих на время! чтобы через двести лет попробовать снова. И снова никто его не остановил.