Все это не помешало директору тюрьмы более чем сдержанно отнестись к визитерам: глаза у майора-сыскаря покраснели от усталости, лицо и руки были в синяках и царапинах, голова перевязана, а молодой лейтенант вырядился в пижонскую серебристую куртку. Директор собрался закрыть дверь, но Сервас остановил его:

— Мы кое-кого ждем.

— Мне сообщили, что посетителей будет двое.

— Двое, трое… какая разница?

— Слушайте, время за полночь. Это займет много времени? Мне бы хотелось…

— Вот она.

На залитую дождем стоянку заехала машина жандармерии, из нее вылезла женщина в кожаной куртке, брюках и мотоциклетном шлеме с нелепой, крест-накрест, повязкой на лице, закрывающей нос и щеки, и левой рукой на перевязи. Она втянула голову в плечи и в несколько шагов преодолела расстояние до дверей. Циглер целый час отвечала на вопросы заместителя генерального прокурора Оша и нескольких офицеров из розыскного отдела жандармерии, после чего сразу позвонила Мартену и коротко рассказала о том, что с ней случилось, в очередной раз умолчав о «посещении» его компьютера.

— Как ты все это раскопала? — Сервас был озадачен.

Ирен показалось, что он не удивился, услышав, что Марианна за ним шпионила, но она кожей почувствовала всю безграничность его печали. Мартен предложил Циглер присоединиться к ним для допроса в тюрьме; она спросила, почему он не в больнице, но ответа не дождалась.

— Она с нами, — сказал сыщик, — можем идти.

«Что это за цирковое представление?» — думал директор, глядя на покалеченную блондинку, но приказ пришел с самого верха: «Сделайте все, о чем они попросят, вам ясно?» Он пожал плечами, приказал охранникам пропустить посетителей, не обращая внимания на сработавшую рамку безопасности, и сам повел их по тюремным коридорам.

— Входите. Парень вас ждет, — сообщил директор и поспешил ретироваться: то, что будет происходить в комнате для допросов, не его проблема.

— Добрый вечер, Юго, — сказал Сервас, обращаясь к сидевшему за столом молодому человеку.

Тот поднял голову, увидел лицо Циглер, и в его голубых глазах промелькнуло удивление.

— Что происходит? Меня вытащили из постели…

Мартен сделал над собой усилие, чтобы скрыть гнев, и они устроились напротив младшего Бохановски. У них не было юридических оснований допрашивать человека, с которого сняли все обвинения в убийстве, но они могли побеседовать с ним о деле Элвиса, на это Сарте согласился.

— Давид мертв, — негромким голосом сообщил Сервас, и лицо Юго исказила гримаса боли.

— Как это случилось?

— Он покончил с собой. Выехал на автостраде на встречную полосу, столкнулся с грузовиком и погиб на месте.

Майор не спускал глаз с Юго. Тот был искренне опечален и кусал губы, чтобы не заплакать.

— Ты знал про его склонность к самоубийству?

Юго кивнул.

— Да.

— Давно?

Юноша пожал плечами, как будто хотел сказать: «Какая теперь разница?»

— Давид всегда был депрессивным, — произнес он бесцветным механическим голосом. — Даже в детстве… Он вообще был… странный… Юмор висельника и вечно печальная улыбка Пьеро. Давид уже в двенадцать лет так улыбался.

Бохановски замолчал, и сыщику на мгновение показалось, что он даже дышать перестал.