Она спала и не спала. Сама не понимала, что с ней. Она лежала на втором этаже в доме Кузьмича, в той же самой кровати, укутавшись одеялом по самые брови. Сознание было рассеянным, тело легким, она совершенно точно дремала, даже что-то видела во сне. Какие-то обрывочные видения. Будто мама ходила по спальне в доме Кузьмича, отчетливо вздыхала, гладила ее по голове, по щекам, мокрым от слез. И что-то говорила ей. Или предупреждала?

Инна обеспокоенно заворочалась и открыла глаза.

Мамы в комнате не было. Кузьмич был. Сидел в старом кресле-качалке возле окна и слегка похрапывал. Сторож что надо! Инна едва слышно фыркнула. Выбралась из кровати, накинула на плечи одеяло и подошла к окну.

Начало пятого утра, уже рассвело. Кажется, день будет погожим. По верхушкам деревьев скользили солнечные блики. Птичий гомон скрадывал все звуки. Даже на какой-то миг заглушил храп Кузьмича. Инна покосилась в его сторону.

Странный он все же. Каждый день говорил ей о своей любви, но не сделал ни единой попытки до нее дотронуться.

– Я так не могу, – сказал он ей вчера за ужином, который они провели вдвоем.

– Почему? А вдруг меня завтра уже не будет? Вдруг меня убьют?

Она дотронулась до его руки. Он ее тут же одернул со словами:

– Тогда и меня убьют тоже.

– Я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня.

– Я уже по тебе страдаю. И…

Он хотел еще что-то добавить, но в кухню вошли двое охранников, которых приставили к Инне. Первые два дня они торчала в машине под окнами его дома. Потом их перевели в дом, с согласия Кузьмича. И по его настоятельной просьбе.

– Нечего светиться под окнами. Это неумно, – сказал он, позвонив капитану Арскому.

– Согласен, – ответил тот и пообещал со дня на день приехать.

Явился этой ночью. Кузьмич был в душе, когда Арский вошел в дом. Его впустили охранники.

– Добрый вечер. Как вы? – спросил он у Инны, обнаружив ее в гостиной Кузьмича за просмотром старых фотоальбомов.

– Стараюсь делать вид, что все хорошо, – она поприветствовала его кивком.

Делать вид, что рада ему, нужды не было. Все знали, что ее дни на свободе сочтены. Сейчас ее используют в качестве приманки для убийц ее матери. Для тех людей, которые стояли за взрывом. После того как они будут пойманы, ее арестуют.

– Скорее всего, вам изменят меру пресечения, – нехотя проговорил Самоваров. – И до суда вам придется посидеть в камере.

– И после суда тоже, скорее всего, – не стал врать Арский, когда Кузьмич пристал к нему с вопросами. – Все будет зависеть от показаний ее…

Выговорить слово «сообщников» он не рискнул.

После того как ее выпустили из СИЗО, она три дня жила в своей квартире. Никто не приходил. Слежки за ней не было. То есть убийцы ее не вычислили.

– Может, они попросту боятся действовать там? – предположил Самоваров. – Слишком людно. Слишком опасно. Надо создать им более благоприятные условия для нападения.

И они переехали к Кузьмичу. И снова тишина. Никто подозрительный так и не появился.

– Они могут не проявить себя, – предположил сегодня ночью за чаем капитан Валера. – Могли просто залечь на дно, и все.

– А это плохо или хорошо? – спросила Инна.

– Для вас это плохо.

– То есть, если они пойдут ее убивать – это для нее хорошо. А если просто исчезнут – это для Инны плохо? – Кузьмич негодующе фыркнул. – Ну, вы вообще, капитан… Договорились, что называется!

– Я говорю правду, – спокойно отреагировал Валерий.

Он встал из-за стола, походил по кухне с кружкой остывшего чая. Остановился возле наглухо занавешенного окна. И сказал, не поворачиваясь к ним лицом:

– Эти, с позволения сказать, люди – единственные свидетели ее непричастности к взрыву. Это ее единственный шанс остаться на свободе после суда. Есть надежда, что отделается условным сроком. А так…

– А так? – подала она голос.