– Ну и что? Я ни в кого не стрелял, против меня нет ни малейшей улики. Пусть раскрывают, кого хотят. Будь уверена, в этом доме они могут делать сколько угодно обысков, но не найдут ничегошеньки, что могло бы привязать меня к какой-либо преступной деятельности. Это ребята из Службы безопасности, а не я, засадили тебя в психушку, и они вряд ли пошевелятся, чтобы выложить все нужные бумаги.

– А Нидерман? – напомнила Лисбет.

– Уже завтра утром Рональд отправится в отпуск за границу, подождет, пока все не успокоится. – Залаченко злорадно посмотрел на Лисбет. – Ты так и останешься главной подозреваемой в убийстве. Если ты тихо исчезнешь, для всех будет только лучше.

Рональд Нидерман отсутствовал примерно пятьдесят минут. Когда он вернулся, на нем были сапоги.

Лисбет Саландер исподтишка пригляделась к человеку, бывшему, по словам отца, ее сводным братом. Какого-либо намека на сходство она вообще не заметила. Нидерман был ее полной противоположностью. К тому же у нее появилось явное ощущение, что с Рональдом что-то не в порядке. Телосложение, мягкие черты лица и голос, так и оставшийся подростковым до ломки, – все это свидетельствовало о каком-то генетическом недостатке. Он оказался совершенно нечувствителен к удару током от электрошокера, и ладони у него были невероятной величины. Ничто у Рональда Нидермана не казалось нормальным.

«Сколько же генетических сбоев наблюдается в роду Залаченко?» – подумала Лисбет.

– Готово? – спросил Зала.

Нидерман кивнул и протянул руку за своим «ЗИГ-Зауэром».

– Я тоже пойду, – сказал Залаченко.

Нидерман засомневался:

– Туда порядочно идти.

– Нет, я пойду. Принеси мою куртку.

Нидерман пожал плечами и сделал то, что его просили. Затем он проверил свой пистолет, пока Залаченко одевался, для чего ненадолго вышел в смежную комнату. Лисбет присматривалась к тому, как Нидерман навинчивал самодельный глушитель.

– Ну, пошли, – сказал Залаченко, стоя в дверях комнаты.

Нидерман нагнулся и поставил Лисбет на ноги. Она встретилась с ним взглядом и сказала:

– Тебя я тоже убью.

– Самоуверенности у тебя хватает, – заметил ее отец.

Нидерман мило улыбнулся ей и подтолкнул к входной двери, а затем и за порог. Он крепко держал девушку, обхватив ее пальцами за шею, которые без труда сомкнулись вокруг нее, и направлял Лисбет к лесу, к северу от скотного двора.

Шли они медленно, и Нидерман то и дело останавливался, поджидая Залаченко. У них были мощные фонарики. Когда они зашли в лес, Нидерман отпустил шею Лисбет и теперь шел за ней следом, держа дуло пистолета в метре от ее спины.

Они шли едва различимой тропинкой примерно четыреста метров. Лисбет пару раз споткнулась, и оба раза ее ставили на ноги.

– Здесь сверни направо, – сказал Нидерман.

Пройдя еще метров десять, они вышли на поляну. Лисбет увидела свежевыкопанную яму. Луч фонарика Нидермана осветил лопату, воткнутую в холм песка. Теперь до нее дошло, какое поручение выполнял великан. Он пихнул Лисбет к яме, от этого она покачнулась и упала на четвереньки, а пальцы ее ушли глубоко в песок. Она встала и безразлично посмотрела на него. Залаченко еще не подошел, и Нидерман спокойно ждал его, ни на секунду не отводя пистолета от Лисбет.

Залаченко запыхался. Прошло не меньше минуты, прежде чем он заговорил:

– Что-то надо бы сказать, но не думаю, что для тебя у меня остались какие-то слова.

– Ладно, – согласилась Лисбет. – Мне тоже, в общем-то, нечего сказать тебе.

Она криво ухмыльнулась.

– Тогда покончим с этим побыстрее, – сказал Залаченко.

– Я довольна, что моим последним делом в жизни стало накрыть тебя здесь, – сказала Лисбет. – Полиция постучится к тебе уже этой ночью.

– Чушь. Я так и знал, что ты станешь блефовать. Ты заявилась сюда, чтобы убить меня, вот и все. И ни с кем ты об этом не говорила.