Оба предпочли сгинуть, скрыться с глаз людских, исчезнуть из мира. Есть только одна причина, которая может подвигнуть человека на такое самоуничтожение.

Тайна.

Для Бруно она была в основном связана с профессией частного сыщика. А для Банни?

Ты что-то сделал Робину Салливану. Причинил ему зло. Заразил его своей тьмой, превратил в монстра. Такого же, как ты.

Также Бруно подумал: не нужно далеко ходить, чтобы понять сущность этого человека. Достаточно продолжить сопоставление с самим собой. Как он сам хранил у себя дома шедевр дадаиста и пластинки Гленна Гульда, так и Уильям должен держать где-то поблизости то, что любит больше всего. Тогда, повинуясь наитию, Бруно нагнулся и сунул руку под раскладушку, на которой сидел. Пошарил в темноте. Наконец нащупал что-то и мигом вытащил на свет божий.

Картонная коробка стояла у его ног.

Бруно поднял крышку и тотчас же узнал знакомую улыбочку кролика с глазами сердечком. Но на этот раз кролик был не один. В коробке лежала целая стопка комиксов.

Дженко просмотрел их. Ни автора, ни издательства, ни номера выпуска. Апокрифы, как и тот экземпляр, который он таскал с собой в кармане льняного пиджака. Все одинаковые.

Бруно взял зеркальце, которое заметил в ящике тумбочки, и проверил, содержат ли рисунки в альбомчиках тот же зловещий двойной смысл. Да, все то же самое. Кто знает, сколько ребятишек, таких как Робин Салливан, попались на эту приманку и были обучены гнусностям, никак не совместимым с их юными годами.

Вне себя от бешенства, Бруно стал складывать альбомчики обратно в коробку, не зная, что дальше с ними делать. И нащупал на дне кое-что еще.

Плоский металлический контейнер.

Бруно вынул его, вгляделся. Когда снял крышку, ему в руки скользнула бобина с пленкой.

Фильм.

Тогда он вспомнил, что в шкафу стоит проектор «Супер‐8».

28

Сердце на стене продолжало биться. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Она забыла свою девочку. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Видела во сне, как она делает первые неверные шаги, раскачиваясь из стороны в сторону, как все малыши, и топает по лабиринту, познавая мир. Но всякий раз, когда женщина догоняла ее, чтобы заглянуть в лицо, девочка исчезала. Оставался только звонкий хрустальный смех, эхом отдававшийся от стен подземной темницы.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Она больше не может увидеть лицо дочки – и это наказание за то, что в своей памяти она заменила девочку на воображаемого котенка: теперь ей это ясно.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук.

– Ты его как-то назвала? – спросил тогда Грин, имея в виду котенка.

– Нет, – ответила она.

– Почему?

– У меня у самой не было имени там, внутри, никто меня больше никак не называл… Имена в лабиринте не нужны, от них никакой пользы…

Тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Где сейчас эта безымянная девочка? Грин пообещал, что они вместе поищут ответ. Но момента истины она ожидала со страхом.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Она металась в неспокойном полузабытьи. Иногда открывала глаза, узнавала больничную палату, пыталась вжиться в реальность, не отключаться, оставаться на плаву, но изнеможение засасывало ее, будто в трясину, и она проваливалась внутрь постели, словно в черную дыру, в тайный проход, ведущий обратно в лабиринт.

Нет, я теперь в безопасности. Со мной ничего не может случиться, за моей дверью – полицейский.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук.

В один из моментов смутного пробуждения она почувствовала, как чья-то теплая рука нежно касается ее лба. Она разглядела, будто сквозь сон, фигуру в белом рядом со своей постелью. Медсестра с рыжими волосами стояла к ней спиной, меняла капельницу.

– Спи, милая, спи… – ласково проговорила она.

Биения наконец прекратились. Веки отяжелели, тьма приняла ее в свои объятия.

Она мгновенно распахнула глаза.