Теперь все, что я вижу, – это твердые сияющие поверхности ее кухни: столешницы из серого мрамора, кухонная техника из нержавеющей стали, металлическая спираль штопора, который она положила возле раковины.

– Я рада, что вы честны со мной, Джессика, – говорит доктор Шилдс. – И я тоже буду с вами откровенна. Вы правы: Томас – мой муж. А на фотографии – человек, который был моим куратором во время учебы в аспирантуре.

Я делаю выдох, только теперь осознав, что все это время сидела, затаив дыхание. По крайней мере, хоть какая-то информация нашла подтверждение тому, что говорили мне Томас и доктор Шилдс, а также моя интуиция.

– Мы женаты семь лет, – продолжает она. – Раньше работали в одном здании. Так и познакомились. Он тоже психотерапевт.

– О, – роняю я, надеясь своей односложной репликой подстрекнуть доктора Шилдс к большей откровенности.

– Вы, должно быть, недоумеваете, почему я толкаю вас к нему, – предполагает она.

Теперь молчу я. Боюсь сказать что-то такое, что может ее разозлить.

– Он мне изменил, – объясняет доктор Шилдс. Мне кажется, что в ее глазах блеснули слезы, блеснули и исчезли, – возможно, это просто оптический обман. – Только один раз. Но все равно это очень больно, тем более что мне известны подробности. Он поклялся, что это не повторится. И я хочу ему верить.

Доктор Шилдс столь точна и осторожна в выборе слов; чувствуется, что в кои-то веки она не лжет.

Видела ли она то откровенное фото с Томасом в постели Эйприл, где он спит под цветастым одеялом, которое укрывает нижнюю часть его тела, а голые плечи оставляет напоказ? Представляю, каково ей было.

А если б ей стало известно еще и про мой поступок…

Мне не терпится узнать больше. Но я понимаю, что в ее присутствии не вправе терять бдительность ни на секунду.

– Я много о чем вас спрашивала, кроме одного, – продолжает доктор Шилдс. – Джессика, вы когда-нибудь любили по-настоящему?

Я не уверена, что есть точный ответ на этот вопрос.

– Не думаю, – наконец произношу я.

– Вы бы сразу поняли, – говорит она. – Ощущение радости, целостности, что дарует настоящая любовь, по силе восприятия прямо пропорционально той пронзительной боли, что испытывает человек, когда у него эту любовь отнимают.

Впервые я видела ее столь уязвимой, одолеваемой вихрем страстей.

Нужно убедить доктора Шилдс, что я на ее стороне. Я понятия не имела, что Томас – ее муж, когда пригласила его к себе. Однако если она узнает об этом… трудно сказать, что меня ждет.

Я снова невольно думаю о Респонденте № 5. Воображение рисует, как она лежит на скамейке в Ботаническом саду в последний вечер своей жизни. Полиция наверняка провела расследование, прежде чем классифицировать ее смерть как самоубийство. Но была ли она действительно одна в минуту кончины?

– Мне очень жаль, – откликаюсь я. Мой голос немного дрожит, но я надеюсь, что она примет это за сочувствие, а не за страх. – Чем я могу помочь?

Губы доктора Шилдс изгибаются в невыразительной улыбке.

– Именно поэтому я выбрала вас, – отвечает она. – Вы немного напоминаете мне… ее.

Не выдержав, я резко оборачиваюсь. Входная дверь от меня ярдах в двадцати, но замок на вид мудреный.

– В чем дело, Джессика?

Я неохотно поворачиваюсь к ней.

– Да так. Мне показалось, я услышала шум. – Я беру со стола свой бокал с вином, но к губам не подношу – просто держу в руке. Какое-никакое оружие.

– Мы здесь совершенно одни, – заверяет она меня. – Не волнуйтесь.

Наконец она обходит стойку и усаживается на табурет рядом со мной, коленями задевая мои ноги. Мне стоит больших трудов, чтобы не отпрянуть.

– Молодая женщина, с которой изменил Томас… – Лучше бы мне промолчать, но вопрос сам собой срывается с языка: – Вы сказали, она напомнила вам меня?

Тонкие пальцы доктора Шилдс касаются моей руки. На тыльной стороне ее ладоней вздулись голубые вены.