Тёмный ручей - Рэйчел Кейн (2019)

«Убить его!» – следующая мысль, которая падает в пустоту моего разума, и я сгибаю правый локоть и резко поворачиваюсь. Стараюсь ткнуть локтем ему в горло и навалиться всем своим весом, чтобы раздавить ему подъязычную кость. На секунду мне кажется, будто это мне удастся. Я чувствую, как мой локоть касается его шеи, и начинаю давить… а потом он откатывается прочь. И смеется.

Я царапаю его, вонзая ногти в любую часть его тела, до которой теперь могу дотянуться, и сдираю полоски кожи, когда он отодвигается все дальше. Яростно дергаю прикованное запястье, и каждый рывок отзывается взрывом боли в ладони. Но мне плевать. Ярость во мне сильнее страха, сильнее боли, сильнее всего.

Мэлвин, откатившись к дальнему краю кровати, смотрит, как я дергаюсь, вытянув руки до предела и пытаясь ударить его. Затем приподнимается на локте и наблюдает за мной с ужасающим весельем. Я полна ярости, пылающей во мне словно огонь, и это не оставляет места для более разумных эмоций, таких как страх, смятение или ужас.

Я просто хочу убить его.

– Значит, так ты благодаришь меня за то, что я позволил тебе напоследок насладиться комфортным отдыхом? – спрашивает он меня. – Надо было посадить тебя в погреб, пообщалась бы там некоторое время с крысами и тараканами. – Изворачивается и смотрит на глубокие отметины от ногтей, которые я оставила на его боку. Сейчас он худощавый и стройный. Полагаю, в тюрьме постоянно занимался тем, что тягал железо. Но кожа у него бледная, как у тварей, живущих в пещерах. Я помню, что ему позволяли проводить во дворе всего один час в день, и толку от этого было мало. Он отрастил бороду. Но если не считать этих изменений, он точно такой же, каким я его помню.

Мэлвин способен на что угодно, и я чертовски хорошо знаю это. Я видела это: разлагающуюся плоть, сломанные кости и засохшую кровь, созданную им статую ужаса и агонии. Но я больше не могу сжиматься от страха перед ним.

– Посади меня в погреб. Крысы и тараканы будут лучшей компанией, чем ты, – говорю я. Мой голос похож на рычание, и я гадаю – не налились ли мои глаза кровью. Ощущение у меня именно такое. Как будто каждый кровеносный сосуд в моем теле полон ярости. – Ублюдок.

Мэлвин пожимает плечами, и его медленная холодная улыбка вызывает у меня желание вцепиться ему в лицо и сорвать с него эту улыбку.

– Ты была такой милой, хорошо воспитанной женщиной, когда я женился на тебе… Посмотри, что сделало с тобой одиночество. Ты стала грубой и уродливой. Мне не нравятся эти мышцы, Джина. Они отвратительны. Когда начну резать тебя, я первым делом избавлю тебя от них. Люблю, чтобы мои женщины выглядели утонченными.

Мой раскаленный добела гнев начинает слегка мерцать, но я намеренно кормлю этот гнев воспоминаниями о жертвах Мэлвина. Я предпочту яриться, чем ужасаться, и сейчас это мой единственный выбор. Это то, на что я подписалась на той дороге в Теннесси, когда думала броситься под машину и разом покончить со всем. Я сказала Сэму, что предпочту отдать свою жизнь таким вот образом: на то, чтобы занять чем-то Мэлвина, не дать ему ускользнуть – тогда его, быть может, смогут найти Ярость лучше, чем страх. Всегда.

– Я не одна из твоих женщин, – говорю я ему, гадая, сколько костей мне нужно сломать в руке, чтобы вытащить ее из наручника. Три? Четыре? Мэлвин затянул браслет очень туго. Но он слишком спокоен, слишком хорошо подготовлен. Это ловушка, и я думаю, что он хочет, чтобы я навредила себе.

– Ты моя жена, Джина.

– Уже нет.

– Я никогда не соглашался с разводом, – заявляет Мэлвин, как будто это способно уладить всё, и смотрит на часы, лежащие на ночном столике у кровати. – Уже почти семь. Тебе нужно что-нибудь поесть, Джина. Это будет очень долгая ночь, поверь мне. А для тебя – бесконечная.

Теперь я замечаю, что он одет в старые выцветшие пижамные штаны. Они слегка велики ему. Старая вещь, как и та ночная рубашка, в которую облачена я.