И где-то на задворках сознания отпечатался первый крик малыша. Единственное, на что хватило сил — тихий всхлип, и слёзы потекли по щекам, когда его положили мне на грудь. Такого маленького, сморщенного, немножко похожего на розового инопланетянина. Самого милого, самого красивого, самого любимого и обожаемого. Я хватала ртом воздух, как рыба, всеми силами пытаясь остаться в сознании, но оно меня покидало с каждой секундой.

И когда сил уже не осталось, я услышала где-то вдалеке:

— Поздравляем, мамочка. У вас девочка.

Закрыв глаза, мысленно поблагодарила Господа за этот бесценный дар и уснула с ноющей радостью в сердце.

* * *

Хаджиев никогда не мог подумать, что это так жутко. Видеть, как рожает женщина. Ему казалось, что Снежана не выдержит и вот-вот потеряет сознание. Но она держалась. С точностью выполняла все указания врача, и Хаджиев дышал вместе с ней. Сжимала его руку так, что хрустели суставы, а Марат смотрел на её муки и внутренне подыхал от беспомощности. Он был рядом, мог касаться её, но не мог ничем помочь. И это убивало.

И было больно так, как не бывает даже на ринге, когда прилетает мощный хук. И воздуха в грёбаном помещении было пиздец как мало. Он задыхался от криков Снежаны, и мозг плавился от напряжения. Готов был нахрен растолкать этих людей в белых халатах, что столпились вокруг неё, и с трудом сдерживался, чтобы не поотрывать им всем руки.

Марата клинило. На какое-то время он полностью растворился в её боли и, когда всё закончилось, не мог даже выдохнуть. Казалось, камень залёг в грудине, и глотку опутала колючая проволока.

Раздался крик ребёнка, и он закрыл глаза, опираясь о стену. До тошноты белую. Потом оттолкнулся от неё и вышел в дверь. Куда-то шёл. Кажется, вперёд. Оказавшись на улице, наконец, вдохнул. Лёгкие обожгло свежим утренним воздухом, и Марат взглянул на часы. Семь утра. Начинался новый день, а с ним пришла и новая жизнь. Его жизнь.

— Марат! Брат, посмотри на меня! — кто-то схватил его за плечи, и Хаджиев перевёл взгляд на Валида. — Ну что, родила?

— Родила, — кивнул, тряхнул ватной головой.

— Сын? Марат? Да что с тобой?

Рассеянно пожал плечами, потёр красные глаза.

— Мне туда вернуться нужно. Хочу увидеть его.

* * *

— Поздравляем! У вас девочка! — ему в руки сунули маленький свёрток, и Марат удивлённо уставился на причмокивающее существо.

— Вы что, не в состоянии запомнить, где чей ребенок?! — рявкнул на медсестру, и мелочь захныкала. — У меня сын, — добавил уже тише. — Где он?

— Вовсе нет. У вас девочка, — медсестра наградила его таким взглядом, каким, должно быть, смотрят на законченных психов.

— У меня не может быть… девочки, — нахмурившись, взглянул на кроху в своих руках. И обмер. Потому что она открыла свои глазки и посмотрела на него. Прямо в душу заглянула. И осталась там навеки. Просочилась под кожу, расползлась по венам, пленила его своим взглядом и схватила кршечными руками за сердце. Сжала его, превратила в фарш и выжгла на нём татуировку. Свой облик.

Хаджиев никогда не верил в любовь с первого взгляда. Всегда считал, что это выдумали неудачники, чтобы оправдать свою слабость и дрожащие колени при виде красивой бабы. Сейчас же знал совершенно точно — она существует. С первого взгляда можно полюбить свою дочь. Маленькую копию любимой женщины.

Бьёт эта любовь под дых так, что уже не подняться. Чистейший нокаут. И мозги всмятку.

Марат почему-то даже не задумывался, что может родиться девочка. И, блядь… Спёрло на хрен дыхание. Аж захрипел от удушья.

Она лежала на одной его ладони, а второй он придерживал маленький скарб, и обе руки дрожали. Внутри что-то взорвалось и затопило волной нежности. Такой сокрушительной, что в глазах всё поплыло.

— Дочка, — только и смог прохрипеть.

У него дочка.