Зеленый дом - Крамер Теодор (2012)

чем прятаться часами в подворотне

с товаром, - иль попробуй-ка спроста

поразбирать щетинку на сорта! Свинью сработал - стало-ть, взятки гладки?

С хавроньи жирной - шиш возьмешь окатки,

на тощей ты, паскудник, уясни

несортовые вычески одни! Ну нет, моя работа - не игрушки!

Бывает - целый день нигде ни хрюшки,

придешь домой с полупустым мешком

и через силу шпаришь кипятком. Гони деньгу, не то возьмешь с нагрузкой!

И не морочь мне голову утруской,

и не качай по дурости права

не то товар получмшь черта с два. ДЕСЯТЬ ЛЕТ АРЕНДЫ Возьми с собой корзинку и вино,

иди и подожди в саду за домом;

сентябрь настал, - безветрено, темно,

и звезд не перечесть над окоемом.

Попозже я приду, - разлей питье,

и парники, и астровые грядки

здесь все отныне больше не мое

и завтра надо уносить манатки. Вот артишоки, - ты имей в виду,

я сам испек их, так что уж попробуй.

Я десять лет трудился здесь, в саду,

здесь что ни листик - то предмет особый.

Налей по новой. Десять лет труда!

Зато - мои, зато хоть их не троньте.

Я пережил подобное, когда

лежал, в дерьмо затоптанный, на фронте. Страданье - не по мне: меня навряд

возможно записать в число покорных,

но слишком мал доход с капустных гряд

и ничего не скопишь с помидорных.

Не знал я тех, кем брошен был в дерьмо,

не знаю тех, кто гонит прочь от сада.

Хлебнем: понятно по себе само,

что верить хоть во что-нибудь да надо! Я верю в горечь красного вина,

что день сентябрьский - летнего короче,

что будет после осени - весна,

и что на смену дням - приходят ночи;

я верю ветру, спящему сейчас,

я верю, что вкусил немного меда,

что вещи слишком связывают нас,

что из-за них нам хуже год от года. Куда пойду, - ты спросишь у меня,

и заночую на какой чужбине?

Вьюнку ползти далеко ль от плетня,

легко ли с грядки откатиться дыне?

Шуршит во мраке лиственный навес,

печаль растений видится воочью,

синеет в вышине шатер небес,

и не вином я пьян сегодня ночью. ПРОЩАНИЕ С ЛЕСНЫМ СКЛАДОМ Черный иней лег на весь придворок,

никнет плющ, из жизни уходя.

У кочнов торчат ряды подпорок,

серые от ветра и дождя.

Над землей струится в позднем блеске

влажных испарений жалкий тюль,

но вот-вот мороз ударит резкий,

отливая череды сосуль. Из-под бревен все свои пожитки

я уже достал, из тайника;

я нередко на манер улитки

заползал туда для холодка,

и лежал, задремывая кротки,

все дела забыв, само собой,

прорастала в волосах яснотка

и ласкался ветер голубой. Дома будет потеплей, посуше,

но тоскливей, да и голодней,

там нельзя лежать и бить баклуши,

отдыхать по стольку долгих дней;

семечек возьму, на косогоре

оглянусь на склад в последний раз

нет, не звезды погасил цикорий,

это сам я вместе с ним погас. ШЕЛУШИЛЬЩИКИ ОРЕХОВ Они сидят вокруг стола в каморке,

и перед каждым сложены рядком

орехов строго считанные горки,

скорлупки знай хрустят под молотком;

работают меньшие на подхвате

не так-то просто ядрышко извлечь,

в коробку, под замок его, к оплате,

все остальное - на растопку, в печь. Вот - перерыв; нехитрая уборка,

сметается метелкой шелуха:

молчат и полдничают - только корка

похрустывает, пыльна и суха.

Но передых сомнителен и хрупок:

конечно, подремать бы малышне,

однако нужно ядра из скорлупок

вылущивать, едва не в полусне. Частицы шелухи изъели горло,

но длится труд: у взрослых и детей

шершавой пылью легкие расперло

и выступает кровь из-под ногтей.

Спина и руки сведены ломотой,

хлеб, горсть орехов и бутыль вино