У Гостиного двора Одоевский долго расспрашивал про толпу каких-то бесноватых молодых людей странной внешности и непонятного пола с радужными флагами в руках, которые призывали прохожих выступить в защиту «угнетенных геев, стонущих под пятой кровавого путинского режима». Антон объяснил Одоевскому, кто эти «протестуты», и чего они добиваются стоя в пикете.

Услышав о гей-движении, князь впал в ступор. Он, конечно, слышал о содомитах, которые существовали и в его время. Но у него не укладывалось в голове, что они могут публично гордиться своим грехом и призывать нормальных людей присоединяться к ним.

В начале Невского проспекта на стене дома № 14 Одоевский увидел надпись, сохраненную с блокадных времен, о том, что «при артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». Князь попросил новых знакомых рассказать о том, что означает эта надпись. Александр, чьи родители провели в городе на Неве всю Блокаду, стал рассказывать о событиях Великой Отечественной войны. Одоевский был потрясен.

– Боже мой, как же это ужасно! Бомбы, рвущиеся на улицах Петербурга… Люди, умирающие от голода десятками, сотнями тысяч… Германцы, захватившие Павловск, Царское Село, Гатчину и Петергоф и разрушившие великолепные дворцы… Это просто уму непостижимо!

– Да, Владимир Федорович, все было именно так, – сказал Антон. – Это была самая кровавая война в мировой истории. Но мы, наш народ, наша страна, победили врага и заставили его подписать полную капитуляцию в Берлине.

– Господа, – тихо сказал Одоевский, – я преклоняю голову перед вашими родными, жившими и умиравшими в те страшные и славные годы. Но это ведь было через сто лет после нашего знакомства… А что происходило в России после тысяча восемьсот сорокового года? Поверьте, этот вопрос все время вертится у меня на языке, но я боюсь услышать нечто ужасное.

– Владимир Федорович, – сказал Шумилин, – судьба Российской империи в годы правления государя Николая Павловича будет изобиловать многими драматическими моментами. И самое тяжкое испытание выпадет в тысяча восемьсот пятьдесят третьем году, когда на Россию нападет вражеская коалиция, в которую войдут Франция, Британия, Турция и Сардинское королевство. Неприятель атакует владения Российской империи на Балтике, на Севере и на Тихом океане.

Но самые кровопролитные сражения развернутся в Крыму, где противник осадит Севастополь. И дело будет даже не в численном превосходстве вражеского войска, а в том, что наши враги куда лучше успели подготовиться к этой войне технически. А также в сочувствии всей прочей Европы, которая ненавидела Россию. Австрия, которую государь опрометчиво спасет от распада в тысяче восемьсот сорок восьмом году, пригрозит России ударом в спину.

– Это произойдет через тринадцать лет! – воскликнул Одоевский. – Значит, у нас еще есть время, чтобы подготовится к вражескому нашествию.

– Да, но как сообщить об этом государю? – с горечью спросил Антон. – Ведь вы, Владимир Федорович, прекрасно знаете, что после событий четырнадцатого декабря Николай Павлович крайне подозрителен, из-за чего в штыки принимает любые прожекты, вызывающие у него неприязнь. Господа декабристы умудрились привить ему стойкую антипатию к самому слову «прогресс».

– Это конечно так, господа, – задумчиво произнес Одоевский, – но я мог бы попробовать довести ваши сведения до государя. Поверьте, у меня много близких родственников и хороших знакомых в окружении императора и цесаревича Александра Николаевича.

Антон и Александр переглянулись. Похоже, что князь искренне готов к сотрудничеству. Надо ковать железо, пока оно горячо. Поэтому Антон предложил Одоевскому прервать прогулку и вернуться к нему домой, чтобы в спокойной обстановке более предметно переговорить обо всем их волнующем.

* * *