Неделю спустя ты идешь на ее похороны. Понедельник, стоит бабье лето. Ты думаешь, что Френни была бы довольна. После службы вы с Тео гуляете в Центральном парке. Ты не видела его с тех пор, как уехала из лагеря. Вы оба решили, что вам нужно пространство и время.

Вашу встречу сопровождает целый рой эмоций. Вы чувствуете горе. Вы чувствуете счастье, потому что встретились. Есть еще кое-что. Трепет. Это странная штука. Вы не знаете, что произойдет дальше. Во время прогулки Тео заявляет:

– На следующей неделе я уезжаю.

Ты замираешь на месте:

– Куда?

– В Африку. Я подписался на год, снова еду с «Врачами без границ». Мне нужно время подумать.

Ты понимаешь. Ты думаешь, что это хорошая мысль. Ты желаешь ему всех благ.

– Когда я вернусь, я хотел бы поужинать, – говорит Тео.

– Свидание?

– Необязательно. Просто обычный ужин двух друзей, которые имеют привычку обвинять друг друга в жутких вещах. Хотя свидание – это куда лучше.

– Я тоже так считаю.

Тем же вечером ты снова начинаешь писать. Ты лежишь без сна вот уже несколько часов, думая о смене сезонов и течении времени. А потом тебя вдруг что-то прошибает. Ты поднимаешься, встаешь перед холстом и понимаешь, что нужно написать не то, что видишь, а то, что увидела.

Ты рисуешь девочек в том же порядке. Всегда.

Сначала Вивиан.

Потом Натали.

За ней Эллисон.

Ты покрываешь их причудливыми формами в оттенках голубого, зеленого и коричневого. Мох, кобальт, олово и сосна. Ты заполняешь холст водорослями, рдестом, подводными деревьями, стремящимися на поверхность. Ты рисуешь здание с флюгером, погруженное в холодные глубины, пустое и темное. Оно ждет кого-то.

Картина готова, и ты рисуешь еще одну. Потом еще одну. И еще. Это смелые полотна. Под водой скрываются стены и основание, они оплетены водорослями, они поддались бегу времени. Ты закрашиваешь девочек и чувствуешь, что это погребение. Похороны. Ты пишешь неделями. У тебя болит запястье. У тебя не разгибаются пальцы, даже если ты не держишь кисть. Когда ты спишь, тебе снятся краски.

Твой психотерапевт говорит, что это абсолютно здоровое занятие. Ты разбираешься с чувствами и горем.

К январю ты заканчиваешь двадцать первое полотно. Свою подводную серию.

Ты показываешь их Рэндаллу. Тот приходит в восторг и охает над каждой картиной. Он говорит, что ты превзошла саму себя.

Планируется новая выставка. Рэндалл организует ее быстро, чтобы не упустить момент. Полуночное озеро привлекает внимание прессы. Выставка должна пройти в марте. Потихоньку нарастает шумиха. Твое фото печатают в «Нью-Йоркере». Твои родители планируют приехать на открытие.

В утро заветного дня тебе звонит детектив Флинн. Он подтверждает то, что ты и так знаешь. Кости принадлежат Натали и Эллисон.

– А что же с Вивиан? – спрашиваешь ты.

– Это очень хороший вопрос, – отвечает Флинн.

Он говорит, что ни одна кость не подходит.

Он говорит, что черепа Натали и Эллисон были размозжены. Их чем-то ударили по голове, возможно, лопатой, найденной неподалеку.

Он говорит, что рядом с костями были обнаружены цепи и камни. Возможно, с их помощью тела девочек утопили.

Он говорит, что волос в пластиковом мешке, который ты нашла с дневником Вивиан – переработанный полиэстер, который используют для производства париков.

Он говорит, что в том же пакете найдены следы пластика и клея, которые раньше использовали для создания липовых удостоверений личности.

– Что вы имеете в виду? – спрашиваешь ты.

– Я полагаю, вы догадались, – говорит он.

Ты думаешь про последние слова Вивиан. Она барабанила в запертую дверь «Кизила».

«Ну же, Эм, впусти меня».

Меня.

Она сказала «меня».

Не «нас».

Она и была одна.