В этой части кляксы из пола поднимались «лежбища» – отдельные теплые выступы. Удивительно, но на них имелось эластичное на вид покрытие. Лежбища сплошь покрыты зомби. Безрукие, одноногие, они лежат, сидят, стоят, лениво переговариваются, хрипло смеются, чешутся. И нет-нет, поглядывают на расположенный напротив странно вогнутый участок стены. Между лежбищами и участком стены в ряд расположены еще выступы – тонкие, длинные. Остановившись, внимательно хорошенько вгляделся. На меня никто не обращал внимания. Все заняты тем же, что и обычно – ничем. Через пару минут я осознал, что именно видят мои глаза.

Сцена, скамейки, позади – лежбища.

Некогда, уж не знаю сколько десятилетий назад, здесь была утопленная в стену достаточно вместительная сцена. Хочешь – декламируй, хочешь – танцуй или показывай спектакли. В глубине сцены две наглухо заваренные двери по краям. Входы в гримерки. Задник сцены – обычная металлическая стена. С рисунком. Его остатками, вернее. Но этих цветных фрагментов достаточно, чтобы суметь понять, что здесь было изображено раньше.

Удивительно неплохая сохранность.

Удивительная картина…

Большая группа машущих руками белозубо улыбающихся мужчин и женщин. Мужчины коротко стрижены и чисто выбриты. Женщины… прически разные, от ультракоротких мальчишеских до доходящих до пояса волос. Примечательная одежда – примерно половина одета в рабочие разноцветные комбинезоны, держат в руках гаечные ключи, молоты, прочие простейшие инструменты, уже знакомые мне стальные блоки. Остальные в цивильной обычнейшей одежде – штаны, шлепки, кроссовки, кеды, футболки и майки, цветные яркие бейсболки, на женщинах милые топики, ленточки в волосах. Каждый что-то держит. Книги, теннисные ракетки, мячи волейбольные, футбольные и баскетбольные, клюшки от минигольфа…

Надпись… снизу длинная надпись, что пострадала сильней всего. Не прочесть ни слова. А вон там что-то на стене под изображением. Черный прямоугольник. Сенсор? Вряд ли – слишком большой. И слишком низко расположен.

На сцене почти никого – подойдя и прикоснувшись, понял причину – ледяная. Металл есть металл. Помню, как болели и стыли ноги, пока не обзавелся шлепками. Поэтому мало желающих сидеть на сцене – только те, кому не хватило места на теплых выступах. Запрыгнув, подошел к изображению, присел. Это не сенсор. Это приваренная табличка с едва различимыми выбитыми словами.

«Репродукция настенного изображения из КЛУКС-1 «Добровольно низшие? Счастье в работе и досуге!»

Хмыкнув, отошел, спрыгнул со сцены, глянул на ближайшего зомби с единственной конечностью – левой рукой. Зомби недобро пялился на меня, часто облизывая потрескавшиеся губы. Обрадованно спросил его:

– Счастлив в досуге и работе?

– Пошел нахер, гнида! Сдохни! – в довершение тирады он еще и плюнул, но плевок не долетел, упав ему же на впалый живот. – Сдохни!

– Счастья особо не заметно. – подытожил я, посмотрел еще раз на сцену и продолжил экскурсию. – Добровольно низшие счастливы в работе и досуге… что же это за хрень тогда творится вокруг?

Мне вслед донесся хриплый глас оплевавшего себя зомби:

– Эй! Дай чего-нить! Глоток воды. Пищевой брикет лизнуть хотя бы… эй!

Обернувшись, смерил его долгим взглядом и пошел дальше. Через шаг остановился, опять обернулся, услышав женское причитание. К однорукому, но безногому, прыжками передвигалась одноногая и однорукая растрепанная женщина:

– Ковшик, ты не переживай. Я сегодня отыщу чего-нить… Заработаю! Я еще ничего так с виду – мужики смотрят. Мне бы сполоснуться… а то брезгуют… но я заработаю! Ты не переживай!

Отвернувшись, зашагал дальше. Чем еще удивит чужая клякса помимо картины? Через двести шагов убедился – больше ничем. Те же зомби, гоблины, орки и полурослики. Все заняты вопросами ежедневного выживания. Никто не напоминает даже отдаленно тех улыбчивых и счастливых добровольно низших с репродукции.