Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

Бонапарт меня удивил. Во второй половине дня он зашел ко мне в комнату и сел напротив.

— Вы говорили, что хотели бы повидать Венецию… — начал он. Я подняла глаза от вышивания.

— Мы едем в Венецию?

Было странно, что он даже думает об этом. Со времени восстания, когда в Венеции массово убивали на больничных койках раненых солдат французской армии, Бонапарт люто возненавидел венецианцев. «Изнеженный, вероломный народ, — говорил он, — город мошенников».

Бонапарт барабанил пальцами по подлокотнику кресла.

— Нет. Поедете только вы, — ответил он.

Оказывается, венецианское правительство, озабоченное судьбой города, пригласило его в Венецию, чтобы доказать свою преданность Французской республике.

Бонапарт презрительно усмехнулся:

— Лжецы вонючие! Разумеется, я не поеду, но прямой отказ осложнил бы положение. Поэтому вместо меня поедете вы.

— Но, Бонапарт… — Я примолкла, обдумывая услышанное. — Это дипломатическая задача, куда мне…

— Я велю секретарю сделать все необходимые распоряжения, — перебил меня муж, вставая. — Вам нужен наряд, что-нибудь впечатляющее. — Он помолчал, раздумывая. — Триста франков? Четырехсот будет достаточно. Не волнуйтесь, платит Итальянская армия.

— Что случилось? — воскликнула Лизетт, обнаружив меня в гардеробной. Повсюду в беспорядке были разбросаны платья и шали. Все это напоминало поле сражения.

— Я только что узнала, что поеду в Венецию…

— Так это прекрасно!

— С дипломатической миссией! — простонала я. Лизетт смотрела на меня, не понимая. — Беда в том, что я должна одеться соответствующим образом, чтобы не стать там жертвой пересудов.

— Так вам пошьют наряды?

Я вздохнула. Пятьсот франков за каждый наряд, триста за пелерину, сто пятьдесят за обручи для кринолина, шестьсот…

А Бонапарт требует, чтобы я выглядела элегантной в наряде за четыреста франков. Да если бы одного только платья было достаточно! Три дня и три ночи — и все в одном и том же?

«Моя мать носит одно платье по три недели», — заметил Бонапарт. Я благоразумно молчала.

Венеция!

Оказаться в Венеции — все равно что в волшебном сне. Тут все так устроено, что чувствуешь себя не на земле даже, а в каком-то сказочном королевстве.

Встречали меня с помпой. На Большом канале провели «парад» — на лодках! Жители махали из окон флагами, осыпали меня цветами. Я потрясена. И немного больна, признаться, от обилия жирной пищи.

24 сентября

Вернулась в Пассариано, в страну реальности. По моему предложению, сопровождал меня сам президент Венецианской республики, который надеялся добиться от моего мужа каких-то уступок. Сейчас жалею об этом: Бонапарт встретил его с прохладцей.

За ужином я предложила тост за Венецию, тепло говорила о венецианцах, о революционном рвении, которое заметила в местных гражданах. Но не заметила в ответ тепла от Бонапарта.

— Убийца! — бросил он утром вслед уезжавшей карете венецианского президента.

Мне грустно, я чувствую, что потерпела поражение. Нет, я не дипломат. Как же легко завоевать мое сердце!

29 сентября

Была занята официальными обязанностями. После «дипломатической» миссии в Венецию пришлось написать императору Австрии — просить об освобождении французских пленных. Самой трудно поверить, что теперь я занимаюсь подобными делами. Если бы я могла что-то сделать, чтобы подтолкнуть ход переговоров! Они идут крайне медленно — отчасти, как я подозреваю, из-за дурного настроения Бонапарта. С таким человеком нелегко жить рядом, и становится еще труднее, если дела идут не так, как он того хочет.

«Я так желаю!» — любимое его выражение.

30 сентября

Прибыл покрытый пылью секретарь Барраса.

— Слишком уж я стар для путешествий, — сетовал Бото, сметая с себя пыль плюмажем шляпы. — Ни за что бы не подумал, что на дорогах так неспокойно.

— На вас напали бандиты?