Эсминцы и коса смерти. Том 2 - Августин Ангелов

В июне 41-го горожанам было немного легче соблюдать светомаскировку, потому что летом световой день имел максимальную продолжительность. Но, и теперь выявлялись случаи, когда жители отказывались соблюдать светомаскировочные правила и даже пытались сопротивляться проведению светомаскировочных мероприятий, не пуская электриков с синей краской в свои квартиры.

23-го июня по указанию военных и Жданова началось создание системы контрольно-пропускных пунктов на всех въездах в Ленинград, где проверялись документы у водителей и пассажиров, а также выявлялись нарушения светомаскировки на транспорте. Всем дежурным на КПП раздали кисточки и ведерки с ультрамариновой краской для принудительного закрашивания незатемненных фар.

За неделю войны количество транспорта в городе резко уменьшилось. В рамках мобилизационных мероприятий грузовой и легковой автотранспорт вместе с водителями реквизировался для дооснащения армии. В результате чего трудовые резервы транспортных контор и автопарков сильно сократились уже к концу июня. И это, разумеется, повлияло на работу общественного транспорта пагубно. Почти все автобусные маршруты сократили, а перемещаться по городу теперь можно было лишь на троллейбусах и трамваях, которые тоже ходили значительно реже, потому что, при отсутствии грузовиков, некоторые грузы приходилось перевозить внутри города на тех же трамваях, многие из которых переоборудовали в грузовые.

В армию начинали призывать медицинских работников. В городе спешно разворачивали госпитали для приема раненых с фронта. Городскому правительству к концу июня уже было хорошо известно, что война с Германией вдоль западной границы СССР идет тяжелая и с большими потерями. Все понимали, и даже Жданов, что это пока только начало, а вот-вот начнутся и боевые действия против Финляндии. Потому во всех городских больницах спешно готовили дополнительные койки для приема раненых, поток которых уже начал поступать в Ленинград из зоны боевых действий в Прибалтике.

Наташа Лебедева дежурила в больнице почти безвылазно. После того, как в первый же день войны квартиру родителей ее мужа разбомбили, а самого мужа отправили на передовую, она находила утешение только в своей работе. Конечно, Добрынины казались милыми людьми, но Наташа сама не хотела мешаться под ногами у мужниной родни. Кто она им? Бесприданница? Собственная гордость изводила Наташу, потому она почти не возвращалась в квартиру на углу Карла Либкнехта и Зверинской, предпочитая ночевать прямо в больнице, в сестринской комнате на жесткой больничной койке. Питалась она там же, в больничной столовой.

Объясняла Наташа свое отсутствие очень просто, необходимостью помогать раненым. Что она и делала. Больница, в которой работала девушка, пока считалась гражданской, но отдел кадров уже подготовил списки военнообязанных для военкомата. Наташе, как молодой медсестре, должны были присвоить звание младшего сержанта медицинской службы, и она уже подумывала проситься на фронт, в госпиталя первой линии или в санитарные эшелоны.

Наташа не знала, жив ли еще ее муж, или же он уже погиб? А, может быть, он сильно ранен и станет инвалидом? Таким же, каких наблюдала она ежедневно среди поступающего потока раненых. С оторванными руками, ногами, а то и мужскими принадлежностями. Потому воображение рисовало девушке страшные картины, когда она думала про Александра, задействованного в обороне Либавы. И, конечно, это только усиливало ее обиду на родных мужа. Ну, неужели же, при всех своих связях, они не могли похлопотать о том, чтобы Сашу оставили при штабе?