Порог - Сергей Лукьяненко (2019)

Прима улыбнулась — и Горчаков вдруг почувствовал, как между ним и «кисой» протянулась ниточка понимания и доверия. Он вдруг понял, что они могли бы подружиться. Не просто взаимодействовать и сотрудничать, а подружиться по-настоящему, крепко-накрепко — как с Матиасом, например.

— Конечно, командир Горчаков, — сказала Прима. — Не вся, но правда.

Она сделала шаг к стене.

— У меня есть для вас подарок, командир.

Ее протянутая рука вошла в стену — Валентин только через несколько мгновений понял, что в стене есть какой-то проем или ниша, закрытые иллюзорным изображением. Прима достала большой, но плоский пакет — если Горчакову не врали глаза, то пакет был из плотной бумаги.

— Картина, — сказала Прима. — На память.

Валентин взял пакет — тот оказался неожиданно тяжелым.

Кивнул, не зная, что и сказать.

— Формально я не должна передавать в правильную реальность ничего материального, — призналась Прима. — Но вы и сами уже состоите частично из атомов нашей реальности. Вы ели и пили, вы дышали воздухом чужого мира. Возьмите маленький подарок о том, что исчезнет навсегда.

— Может быть, эта реальность останется? Вселенные раздвоятся?

Прима кивнула:

— Я буду на это надеяться, капитан. Приятно была работать с вами.

Ксения пожала ей руку — и отступила к Валентину.

— Тогда еще один вопрос, — сказал Горчаков. — Простите. Двести шесть — пять…

Прима покачала головой:

— Вас не должен тревожить этот вопрос, командир.

— Он…

— Он остается здесь, командир. — Прима опустила глаза. — Мы поговорили, и он принял мою точку зрения. Отправляйтесь на свой корабль и уходите в червоточину. Нам не стоит тянуть.

— Прима, для Феол нет никакой необходимости гибнуть.

— Сестра, какое это имеет значение? — неожиданно поддержала его Ксения.

Первая-вовне вздохнула:

— Хорошо. Он придет.

— Когда? — с подозрением спросил Валентин.

— Очень быстро, поверьте. Как только я разблокирую двери его каюты. — Прима усмехнулась.

* * *

Ян навьючил тюк на спину. Прошел несколько шагов. Тяжело, но идти можно.

— Не стоит тянуть, — сказал он.

— Я не понимаю, что именно ты хочешь делать, — сказала Адиан. — Дети ушли, мы остались…

— Оставаться смысла нет, — сказал Ян. — У нас больше нет ни укрытия, ни запасов. Все, что осталось, мы унесем.

Сидеть возле сена, жевать его с утра до ночи и медленно ослабевать? Мы пойдем, Адиан. Пойдем по следам детей. Мы не будем их сдерживать, у них останется лучшая пища. Но мы попробуем их догнать.

— А смысл? — спросила Адиан. — Если даже дойдем — ты уверен, что там, за горами, остались чистые земли?

— Ядерных зарядов было не так много, — сказал Ян. — За горами села, маленькие бедные городки, их никто не станет бомбить. И в любом случае мы попытаемся.

Он увидел, как в глазах Адиан появилась пусть не надежда, но цель.

— Ты прав. Раз уж мы выжили, то какой-то смысл в этом был. Давай попробуем. Знаешь, я буду рада увидеть Лан. Может быть, мы сохраним семью.

Ян обнял ее, на мгновение зарылся лицом в гриву волос. А потом поднял второй вьюк и помог забросить на спину.

Времени на сомнения не было, как и на нежности. Дети ушли утром, сейчас миновал полдень. До темноты надо пройти по их следам как можно больше — чтобы не было искушения вернуться к пепелищу.

Для чего-то же они выжили…

* * *

Кисть у Гюнтера была закована в прозрачный герметичный лубок, заполненный прозрачным репарационным гелем. Руку он держал чуть на излете, и при взгляде на распухшие розовые пальцы Мегер непроизвольно хмыкнула.

Гюнтер сердито и недоумевающе посмотрел на нее.

— Сосиски в стеклянной кастрюльке, — с невозмутимым лицом сказала Анна.

Гюнтер пробурчал что-то себе под нос.

— Не сердись. Это нервное, — пояснила Мегер.

— Тебя бы так приложило… — мрачно сказал оружейник.