Манюня пишет фантастичЫскЫй роман - Наринэ Абгарян (2011)

— Мы ничего не видели, — зачастил дядя Лева. — Не переживай, Надя. И вообще нам уже пора, да, отец?

— Да-да, — засобирался дед, — мы ведь только билеты отдать заехали. Надя, — он упорно смотрел себе под ноги, — в конверте сто рублей, знаю, что денег у вас совсем мало. Купи детям что-нибудь из одежды. И я тебя очень прошу, не говори ничего Юре, а то он снова кинется мне их возвращать.

— Спасибо большое, — растрогалась мама.

И гости, пряча глаза и не откушав кофию, отбыли восвояси. Дядя Лева потом шутил, что дед никаких денег давать не собирался, но зрелище, открывшееся его взору, заставило его раскошелиться.

— Поклянись, что не врешь, — кипятился дед.

— Не буду я клясться, — отмахивался дядя Лева.

— Вот и нечего тогда небылицы рассказывать, — обижался дед.

— Как тебе не стыдно, — долго потом отчитывала свое отражение в зеркале Гаянэ, — мамину зятницу можно показывать только тетечкам, а дядечкам нилизя-а!

На «Отелло» нас повела Ба. Ни мама, ни папа, ни дядя Миша идти на премьеру не захотели.

— О чем будет спектакль? — пытали мы Ба за день до похода в театр.

— О том, как Отелло задушил свою жену Дездемону.

— За что?

— Не за что, а почему. Потому что был ревнивым самодуром.

— Ах-ах, — закатила глаза Манюня, — вон оно как бывает в семейной жизни! Чуть что — и тебя задушили!

Ба мелко затряслась от смеха. Манька, довольная тем, что заставила бабушку смеяться, крепко-накрепко обняла ее.

— Ух тыыы, — прогудела она, — у тебя в животе что-то перекатывается, я слышу.

— Это мои нервы перекатываются, — хмыкнула Ба.

Пока моя подруга прислушивалась, как в животе у Ба перекатываются нервы, я усиленно размышляла. Мне не давало покоя имя героини пьесы.

— А почему нельзя было назвать ее Ангелиной? Или Анжелой? — наконец спросила я.

Ба с минуту сверлила меня своим фирменным немигающим взглядом. Душа моя тренькнула и ушла в пятки.

— Кого? — наконец спросила она.

— Ну эту… Бездемону.

— Когоооо? — выпучилась Ба.

— Бездемону. Что это за имя такое «без демону»? Лучше сразу назвать человека Ангелиной, разве нет?

Ба всплеснула руками и расхохоталась. Нам с Манюней было непонятно, чего я такого смешного сказала, но на всякий случай мы подобострастно захихикали в ответ.

— Хи-хи-хииии, — смеялась Манька, — ну ты, Нарк, даеоооошь. Скажешь тоже, Ангелина! Смешно, да, Ба?

Ба наконец отсмеялась, утерла выступившие слезы, поцеловала меня в щечку и пошла звонить маме.

— Надя, помяни мое слово, — грохотала она в трубку, — твоя дочь станет великим открывателем. Это надо же такое придумать, Бездемонаааа!

— Нарк, а что ты такого смешного сказала? — шепнула мне Манька.

— Сама не знаю, — развела я руками.

На премьере в зале было не протолкнуться. Стокилограммовая Люся театрально закатывала глаза и заламывала руки, а в особенно торжественные моменты хрустела суставами пальцев. Белокурый мелко завитый парик был ей явно мал и периодически съезжал набок. Тогда Люся, не прерывая монолога, уходила за кулисы, чтобы привести себя в порядок.

— Мужчины, ах, мужчины, чудаки! Скажи, Эмилия, ты допускаешь, что средь замужних женщин могут быть обманщицы такие? — вещала она, кряхтя, из-за сцены.

Отчаянно нагуталиненный Отелло метался в опасной близости от рампы и в порыве дикой ревности грозно щерился то на Эмилию, то на Кассио, а то вообще на третьего секретаря райкома, сидевшего по правую руку от Ба.

— Кхм-кхм, — волновался третий секретарь райкома. Ба на каждый «кхм» раздраженно косилась на него и остервенело обмахивалась пластиковым веером.

В какой-то момент безостановочных метаний с уха Отелло слетела тяжелая серьга и покатилась по сцене.

— Не нагибайтесь! — крикнул Яго и, подняв серьгу, собственноручно нацепил ее на ухо Отелло.

— Благодарю! — не растерялся Отелло.