Она встала и опять направилась к столику со спиртным, а толстый лабрадор, стремясь к теплу, вышел из дальнего угла, вальяжно обогнул диван и шлепнулся перед теперь уже ревущим пламенем. Норфолк-терьер затрусил вслед за ним, рыча на Страйка и Робин, но Кинвара цыкнула:

– Молчать, Рэттенбери!

– У меня к вам еще пара вопросов, – сказал Страйк. – Во-первых, мобильный вашего супруга был запаролен?

– Конечно, – ответила Кинвара. – Муж очень заботился о безопасности.

– Значит, он сообщал пароль только избранным?

– Он даже мне не называл эти цифры, – сказала Кинвара. – А почему, собственно, вы интересуетесь?

Проигнорировав ее вопрос, Страйк сказал:

– Ваш пасынок изложил нам другую, отличную от вашей версию о причинах своего появления здесь сразу после смерти вашего мужа.

– Вот как? И что же он в этот раз наболтал?

– Что пытался удержать вас от продажи колье, которое остается в собственности семьи вот уже…

– Выложил все без утайки, да? – прервала она, поворачиваясь лицом к посетителям с очередной порцией виски в руке.

Взлохмаченные ночным воздухом рыжие волосы придавали ей разнузданный вид, тем более что, направляясь обратно к дивану, она не подумала запахнуть пальто и в вырезе черного пеньюара обозначилась глубокая ложбинка. Кинвара снова плюхнулась на диван.

– Да, он вознамерился помешать мне удрать с колье, на которое, между прочим, у меня есть полное право. По условиям завещания украшение переходит ко мне. Джаспер не отписал бы мне эту вещь помимо своей воли, правда ведь?

Робин вспомнила, какое сочувствие вызвали у нее слезы вдовы в день их первой встречи в этой комнате, хотя во всем прочем Кинвара вызывала у нее антипатию. Сейчас в ее поведении не осталось, считай, ничего от убитой горем вдовы, но, возможно, подумала Робин, причиной тому было спиртное и пережитый шок от их вторжения в ее усадьбу.

– Значит, вы подтверждаете слова Рафаэля о том, что он приехал сюда с намерением не дать вам скрыться с ожерельем?

– А что, вы ему не верите?

– Если честно – нет, – ответил Страйк. – Нет.

– Почему же?

– Как-то неубедительно, – сказал Страйк. – Трудно поверить, что в то утро ваш муж был в состоянии припомнить, что кому отписал.

– Однако же он был в состоянии позвонить мне и потребовать объяснений насчет моего ухода, – сказала Кинвара.

– Вы ему говорили, что собираетесь продать колье?

– Открытым текстом не говорила. Я сказала, что уеду, как только найду пристанище для себя и для моих лошадей. Видимо, он заинтересовался, как я смогу это сделать, не имея собственных средств, что и навело его на мысль о колье.

– Итак, Рафаэль приехал сюда из чистой преданности своему отцу, оставившему его без гроша?

Кинвара долго и пристально смотрела на Страйка поверх стакана виски, а затем обратилась к Робин:

– Подбрось-ка поленце в огонь.

Отметив для себя такую фамильярность, Робин тем не менее повиновалась. Норфолк-терьер, который теперь улегся рядом со спящим лабрадором, рычал на нее до тех пор, пока она не вернулась на свое место.

– Ладно, – решительно сказала Кинвара. – Ладно, вот что. Думаю, теперь это все равно не имеет значения. Эти чертовы девки в конце концов так или иначе пронюхают, а Рафаэль получит по заслугам. Он действительно приезжал сюда, чтобы помешать мне забрать колье, но не ради Джаспера, Физзи или Флопси… надеюсь, – с вызовом обратилась она к Страйку, – вам известны все домашние клички, так ведь? Вы, наверное, только похохатывали, работая на Иззи?

– Э…

– Не юлите, – злобно бросила Кинвара, – я знаю, вам они известны. Меня, например, прозвали Тинки Номер Два или как-то так. Скажете, нет? А у Рафаэля за спиной Иззи, Физзи и Торквил зовут его Поганцем. Это вы тоже знали?

– Нет, – ответила Робин под свирепым взглядом Кинвары.