– Иззи не берет трубку, – сообщил он сквозь сжатые зубы. – Оставил ей сообщение. Хватай бургер и пошли. Я поставил десятку на Бурую Пантеру. И на выигрыш, и на место.

– Да ты, я вижу, азартен, – заметила Робин.

– Нет. – Страйк переместил квитанцию в карман, – но сегодня мне чертовски везет. Идем смотреть забег.

Когда Страйк отвернулся, Робин незаметно взяла себе пробку.

– Бурая Пантера, – с набитым ртом промычал Страйк на подходе к центральной дорожке. – Только разве она бурая? Грива черная, так что правильнее сказать…

– …гнедая, – подхватила Робин. – Ты огорчился, что это не настоящая пантера?

– Просто пытаюсь отыскать логику. Тот жеребец, которого я нашел в интернете, – Блан-де-Блан – был каштановым, а вовсе не белым.

– Ты хотел сказать – не серым.

– Ну, тут сам черт ногу сломит, – пробормотал Страйк, наполовину в изумлении, наполовину в отчаянии.

65

Многие ли это сделают? Дерзнут сделать!

Генрик Ибсен. Росмерсхольм

Бурая Пантера пришла второй. Выигрыш Страйка они спустили в шатрах с закусками и кофе, убивая дневные часы до отправления в вулстонскую лощину. Вспоминая об инструментах, лежащих в багажнике «лендровера», и о темной котловине, заросшей крапивой, Робин всякий раз чувствовала, как в груди бьется паника, но Страйк, намеренно или нет, переключал ее мысли на другое, причем упорно отказывался объяснить, как связаны между собой показания Делии Уинн и Рафаэля и какие напрашиваются выводы.

– Думай, – повторял он, – сама думай.

Но Робин, вконец измотанная, предпочла бы просто вытянуть из него объяснение за кофе с бутербродами, одновременно наслаждаясь этим неожиданным перерывом в работе: действительно, они со Страйком никогда раньше не проводили вместе столько времени, кроме как в кризисных ситуациях.

Солнце клонилось все ниже к горизонту, и мысли Робин все настойчивее стремились в сторону ложбины; каждый раз у нее обрывалось сердце. Паузы затягивались; Страйк вторично предложил ей переждать в «лендровере», когда они с Барклаем отправятся на раскопки.

– Нет, – отрезала Робин. – Я не для того сюда ехала, чтобы отсиживаться в машине.

До Вулстона они добрались минут за сорок пять. По мере их продвижения к западу и повторного спуска в долину Белой Лошади небо стремительно теряло цвет, и к тому времени, как они оказались у цели, в коричневато-серой вышине появились крапинки бледных звезд.

Робин свернула на заросшую дорогу, ведущую к Стеда-коттеджу, и теперь машину болтало из стороны в сторону: они двигались по глубоким колеям, пробиваясь сквозь переплетенные ветви колючего кустарника в непроглядную тьму, под кроны деревьев.

– Проезжай вперед, сколько получится, – инструктировал ее Страйк, проверяя время по своему мобильнику. – Барклай пусть припаркуется за нами. Он будет с минуты на минуту, я с ним договорился на девять.

Окинув взглядом чащобу, отделявшую дорогу от дома Чизуэллов, Робин остановилась и вырубила двигатель. Пусть место было укромное, но все равно они нарушили границы частного владения. Впрочем, ее мало тревожило, что их могут застукать: по-настоящему страшило другое – то, что лежало под спутанной крапивой на дне темной котловины за Стеда-коттеджем, и потому Робин вновь попыталась отвлечься проверенным за этот день способом – задав вопрос Страйку.

– Сказано тебе: шевели мозгами, – в которой раз повторил Страйк. – Поразмысли о таблетках «лахезис». Ты же сама решила, что это важная деталь. Припомни все странности в поведении Чизуэлла: как он прилюдно насмехался над Аамиром, как сказал, что Лахесис «знает, какой кому отпущен срок», как обронил при тебе, что «раз за разом они себя выдают», как искал подарок от Фредди – зажим для денег, который оказался у него в кармане.

– Все это я припоминала, и не раз, но до сих пор не могу понять, как…