Николай Второй. Борьба с красным террором - Дмитрий Найденов

— В таком случае у вас час на сборы. Где вы будете проходить свою будущую службу и то, о чём мы сейчас говорили, должно остаться тайной и вообще запомните, что всё, что вы услышите, увидите или узнаете на службе у меня, должно оставаться государственной тайной, — сказал я им, а затем повернулся к князю и добавил. — Виктор Сергеевич, оформите данных юнкеров ко мне на должность писаря и порученца, пока я не согласую с отцом новую службу.

После этого разговора на сборы и оформление бумаг ушло ещё полтора часа. Когда все бюрократические препоны были разрешены, мы отправились к нашему поезду, который должны были уже подать.

По дороге князь обратился ко мне:

— Для чего вам эти молодые юнкера, ведь они ещё неопытны и не имеют связей в столице. Чем они смогут вам помочь?

— Именно потому, что они не имеют связей в столице, ещё не научены давать взятки и врать ради своих интересов. Потому что они юны и готовы свернуть горы ради своих идеалов. Они, как свежая глина, из которой можно вылепить любую фигуру и, если её ещё правильно обжечь, то эту фигуру невозможно будет сокрушить. Пока они молоды, в них можно заложить настоящие идеалы и сделать из них верных соратников. А чтобы провернуть заржавевший механизм правосудия, нам потребуются сотни таких юнкеров, молодых, с горящим взором, — ответил я на вопрос князя.

Когда мы прибыли к нашему поезду, то паровоз уже починили, и мы, погрузившись в вагоны, отправились в Санкт-Петербург.

Дальнейшую дорогу я не запомнил, так как проспал всю ночь, а утром мы уже прибыли в Петербург. Прямо с вокзала мы отправились в Гатчину, где сейчас находились отец с матерью. Столица встретила нас бабьим летом, и погода была чудо как хороша, поэтому путешествие в открытом экипаже в сопровождении моих казаков и охраны было лёгким и радостным.

На въезде к гатчинскому дворцу нас встретил патруль лейб-гвардии Кирасирского полка и пропустил нас, а вот с нашим сопровождением возникли проблемы. Пропускать их на территорию дворца они отказались, пока не оформят пропуска. Оставив решение этих вопросов Виктор Сергеевичу, я отправился прямиком во дворец, желая поскорее поприветствовать родителей.

Первой меня встретила Мария Фёдоровна, когда я только вошёл в парадный вход, подойдя ко мне и обняв меня, затем отстранилась и тщательно осмотрела меня и мои шрамы, которые виднелись из-под моей чёлки.

— Ники, как ты повзрослел. А этот взгляд!.. Он пугает меня. Как твоё здоровье? Как самочувствие? До нас доходили противоречивые известия, по тебе уже отслужили панихиду, так как пришла телеграмма о твоей смерти, а потом телеграмма о твоём чудесном воскресении. Мы не знали, чему и верить, — скороговоркой выдала мне Мария Фёдоровна.

— Мама, — сказал я, — Всё перечисленное тобой действительно правда, но я сейчас стою живой и совершенно здоровый, но, может быть, мы поговорим в другой обстановке. Мне есть, что рассказать вам с отцом.

— Как же у тебя изменился голос и речь. Надо обязательно показать тебя доктору, чтобы они назначили лечение. Иди сейчас переоденься и приходи завтракать. Отец опять до трёх ночи работал, поэтому у нас, как обычно, поздний завтрак, — сказала Мария Фёдоровна и сделала знак слуге, который проводил меня в мою комнату. Быстро умывшись и переодевшись, я отправился на поздний завтрак.

В небольшой гостиной меня уже все ждали, не приступая к трапезе, поздоровавшись со всеми, я уселся за стол, и мы, помолившись, приступили к завтраку. За едой серьёзных тем не касались, говоря больше о погоде и о поездке из Москвы в Санкт-Петербург. Когда с завтраком было покончено, отец пригласил меня в свой кабинет. Вместе с нами туда отправилась и Мария Фёдоровна. Мой отец вначале посмотрел на неё, но та показательно прошла и присела в кресло в стороне от нас.

— Рассказывай, сын, как прошло путешествие и что произошло в Японии, — сказал мне отец.