Крылья феникса - Ирина Матлак (2021)

— Это не важно, — едва слышно проговорил Нориан, с нежностью на меня смотря. — Все не важно, кроме тебя и благополучия Артогана…

Шелестящий ветер развеивал последние частицы нашего света, фениксы все еще стояли, преклонив колено. С затянутого тучами неба хлестал дождь, холодными каплями стекающий по лицам и впитывающийся в сухую обожженную землю.

Прижавшись лбом ко лбу Нориана, я прикрыла глаза. Борьба не окончена, но мы сделали все, что могли. Проходы закрыты, и тьма не проникнет в империю, а остальное нам уже неподвластно. Нужно подавлять бунты, изгонять задержавшиеся в Артогане порождения… у фениксов и простых воинов должно получиться. Иначе ничего не имело смысла.

Тьма никогда не успокоится. Она и сейчас смотрит на нас, стоя по ту сторону барьера, и ожидает падения империи. Сегодня это произойдет или через сотни лет, для нее не важно. Что для человека целая жизнь, для тьмы — лишь песчинка в бесконечном водовороте времени.

— Нам все равно не выстоять, — услышала я негромкие голоса переговаривающихся неподалеку фениксов. — Говорят, вокруг императорского дворца собрались целые полчища темных тварей… и вокруг Института аэллин… в резервации рейанцев тоже прорыв, а их спасать никто не сунется…

Я не хотела открывать глаза. Не хотела видеть безысходность на лицах тех, кто нас окружал. Мы сделали все, что могли, исполнили свой долг и предназначение, и я думала, что завершили начатое. Но разве был смысл закрывать прорехи в куполе, если империю погубят порождения, оказавшиеся внутри? Купол еще долгое время не пропустит новых — отданной нами силы хватит на долгие десятки, если не сотни лет… Но слишком много порождений успело проникнуть в империю.

Пресветлый, ну почему? Разве все должно было закончиться именно так?

Я не хотела открывать глаза.

В прошлой жизни мне нравился запах луговых цветов и гречишного меда. В этой я тоже любила их, а еще — землянику. Мне нравился вкус свежей выпечки и аромат шоколадного печенья, которое традиционно пекут каждые выходные.

Я любила лучи, которые переливаются радугой на ресницах, если, прищурившись, смотреть на солнце. Любила вечерний Дрейдер и закат… любила писать стихи, которые оказались обрывками моих воспоминаний, принявших такую причудливую форму.

Любила Кота и даже опекунов… любила Нориана.

Такие простые и понятные чувства — некоторые незначительные, но по-своему важные; некоторые — составляющие саму мою жизнь.

От них на душе тепло. Даже сейчас, когда сверху падает холодный дождь и пробирается под одежду недовольный ветер…

Я не хотела открывать глаза. Но открыла, когда сквозь сомкнутые веки внезапно пробился яркий свет. Я не сразу поняла, откуда он исходит, а когда осознала, что он сосредоточен в груди Нориана, изумилась.

И изумление испытала не только я, но и сам Нориан, который даже нашел силы приподнять руку. Расстегнув нагрудный карман, он запустил в него пальцы и спустя мгновение извлек… тряпичную фигурку. Сшитого мною феникса, которого я не так давно подарила ему на удачу.

Я во все глаза смотрела на лежащую на ладони Нориана фигурку, которая светилась все ярче и ярче; стремительно увеличивалась в размерах и менялась. Разноцветные лоскуты ткани словно сливались друг с другом, приобретали одинаковый цвет и превращались в золотое оперение. Не прошло и полминуты, как оживший феникс вспорхнул с ладони Нориана и, продолжая увеличиваться, взмыл ввысь. Его свет был самым ярким из всего, что мне доводилось видеть, но смотреть на него было совсем не больно.

Множество пораженных взглядов устремилось на воспарившее в небеса чудо. А огненная птица поднималась все выше и выше, с длинного золотого хвоста срывались искры, осыпающиеся на землю вместе с прекращающимся дождем.

«Совсем как первый феникс…» — промелькнуло в мыслях.