Жизнь мальчишки - Роберт Маккаммон (1991)

В прекрасный субботний полдень, в самом начале весны, я еду не один. Рядом со мной сидит моя жена Сэнди, а сзади в бейсболке «Бирмингемских баронов» и с бейсбольными карточками, разбросанными по всему сиденью, расположилось, свернувшись калачиком, наше «подрастающее поколение». Кто знает, может, когда-нибудь эти карточки будут стоить кругленькую сумму? В моей машине включено радио – прошу прощения, стереофоническая кассетная магнитола, – и из динамиков льются звуки музыки группы «Tears for Fears». Мне кажется, что Роланд Орзабал – фантастический певец.

На дворе 1991 год. Вы можете в это поверить? Мы вплотную подобрались к рубежу нового столетия, чем бы это ни грозило миру – закатом или рассветом. По моему убеждению, каждый сам должен решить это для себя. Год 1964-й кажется теперь древней историей. Фотографии, снятые в том году «поляроидом», давно уже пожелтели. Никто больше не носит такие стрижки и одежду, как тогда. Сами люди, как мне кажется, тоже изменились. И не только на Юге, но и повсюду. В лучшую или худшую сторону? Каждый решает сам.

Чего только не случилось в мире с давно минувшего 1964-го! Подумать только! Такой стремительной, сумасшедшей карусели не могли вообразить даже завсегдатаи Брэндивайнской ярмарки. Мы пережили Вьетнам – те, конечно, кому повезло, – эпоху лозунга «Власть цветам!»[48], Уотергейт[49] и крах Никсона, аятоллу, Ронни и Нэнси, падение Стены и начало конца коммунистической России. Нам воистину довелось жить во времена смерчей и комет. И как реки текут в моря, так время течет в будущее. То, что нас может ждать в грядущем, поражает воображение. Но, как верно сказала когда-то Леди, невозможно понять, куда ты идешь, пока не осознаешь, где ты был прежде. Иногда мне кажется, что нам предстоит постигнуть еще очень многое.

– Какой чудесный день! – воскликнула Сэнди, откинувшись на спинку сиденья и глядя на проносящиеся мимо леса и луга.

Я оглянулся на нее и в очередной раз усладил свой взор ее видом. В белокурых волосах моей супруги играл солнечный свет, как будто в них рассыпаны золотые цветы. Есть там и чуточку серебра, что мне тоже нравится, хотя Сэнди это немного расстраивает. У нее светло-серые глаза, уверенный и спокойный взгляд. Она может быть твердой, как скала, когда мне нужна сила, и мягкой, словно пуховая подушка, когда я нуждаюсь в утешении и покое. Вместе мы отличная команда. У нашей дочери глаза и уравновешенность матери, мои темно-каштановые волосы и неутолимая тяга к познанию мира. У нее острый орлиный нос моего отца и изящные кисти с удлиненными артистическими пальцами – «руки художника» – моей матери. По мне, так лучшее сочетание трудно и придумать.

– Эй, пап! – Бейсбольные карточки на мгновение забыты.

– Да?

– Волнуешься?

– Нет, – ответил я.

«Всегда говори правду», – напомнил я себе.

– Ну, может, чуть-чуть.

– Что там будет?

– Представить себе не могу. Мы уехали из Зефира в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году. Это было… ну-ка посчитай, сколько лет назад это случилось?

Молчание, продлившееся несколько секунд.

– Двадцать пять.

– Верно, как дождь, – согласился я.

Моя дочурка преуспевает в математике, она явно пошла в кого-то из родни со стороны Сэнди.

– Как же так вышло, что за все это время ты ни разу тут не побывал? Я хочу сказать, если ты так любил свой город…

– Я собирался сюда приехать несколько раз. Однажды я даже добрался до самого поворота на трассу шестьдесят пять. Но Зефир совсем не тот, что был раньше. Конечно, нет ничего удивительного, что в мире многое меняется… но Зефир я всегда считал своим домом, и мне больно думать, что перемены затронули его так сильно.

– И что же там изменилось? Ведь это по-прежнему маленький городок?

Я услышал, как снова зашелестели бейсбольные карточки, раскладываемые по командам и по алфавиту.