Паранормы - Василий Головачев (2021)

– Речь идёт о свободе личности, неполитик. В Европе озаботились слишком большими свободами, дарованными народам, её населяющим, ещё в конце двадцатых. Всемирный банк в две тысячи шестнадцатом году подготовил доклад «Цифровое пространство 2020: перспективы для России». Кумекаешь? Европейцев страшно волнуют перспективы нашей страны! А двадцать первого мая две тысячи двадцатого наше родное правительство приняло «цифровой закон», то есть закон о едином федеральном информационном регистре, содержащем сведения о населении России. Понимаешь, о чём это говорит?

– Об этом писали… спорили… регистр – это благо, документы через одно окно…

– Благо! – фыркнула Жанна. – Как же ты наивен! Практически всё население России, да и вообще всего мира, находится в руках маньяков контроля! Создан настоящий цифровой концлагерь, хотя большинство людей об этом не догадывается. Все крупнейшие программные и аппаратные платформы в основном американские: Фейсбук, Гугл, Инстаграмм, Зум. А теперь наши чиновники внедряют социальный мониторинг, который отслеживает не только больных коронавирусом или раком, но и все наши передвижения, в том числе по квартире.

– Жуть! – неискренне сказал Нестор.

– Ты этого не знал?

– Если честно – не интересовался.

– Так поинтересуйся, если собираешься идти с нами до конца.

– С тобой – да! – вырвалось у него.

– Не юродствуй! – строго проговорила Жанна, хотя было видно, что признание Нестора её порадовало. – Власть – сильнейший наркотик, особенно для наших либералов. А им с июля двадцатого года наш мэр сделал замечательный подарок, введя на территории Москвы закон о едином реестре персональных данных, а также закон номер сто двадцать три по спецрегулированию систем с искусственным интеллектом. Он даёт чиновникам такие полномочия, перед которыми меркнут предсказания писателей прошлого века Оруэлла, Хаксли и Брэдбери.

– Ну и при чём тут советник Долгий?

– Он-то как раз тихо-мирно и пролоббировал все эти законы, усиливающие контроль за нами до беспрецедентного масштаба. Брусникин предупреждал президента о последствиях такой «суперцифровизации», за что его и хотят убрать, но доводы Долгого оказались весомее.

– Президент должен понимать…

– К сожалению, президент не понимает, что, пока цифровые технологии развиваются семимильными шагами, растёт и человеческая глупость, порождаемая гнусными системами образования и контроля. Народ России, слава богу, ещё не превратился в стадо, как европейские народы, но всё дело идёт к тому. Недаром же президент Сбербанка говорил во всеуслышание, что нельзя давать народу образование, иначе им трудно будет управлять. Да и новый премьер гнёт ту же линию, а он, между прочим, дружок Долгого. Кстати, ты видел его фото?

– Не успел посмотреть.

– На вид – толстый, лысый, добрый, позитивный во всех отношениях дядечка. Ладно, я пошла, у меня что-то к ночи голова разболелась.

– Останься! – встревожился он. – Я полечу.

– Чем? – улыбнулась Жанна. – Таблетку анальгина дашь?

– Поцелую! – Он обнял возлюбленную, поцеловал. – Легче?

– Врачеватель! – Она высвободилась из объятий. – Читай компромат. Завтра прикинем, где нам лучше всего увидеться с господином Долгим. Сделать это будет непросто.

Нестор проводил её до двери, они постояли, обнявшись, и Жанна ушла.

Он вернулся в гостиную, убрал со стола, размышляя о словах Жанны, перевернувших его представление о ситуации в стране, подсел к компьютеру и начал изучать переданные материалы. Но прочитать досье на Долгого до конца ему не дали. Внезапно позвонил Стас:

– Нест, ты где?

Голос у пилота экраноплана был сдавленный, и Нестор невольно представил его лежащим под разбитой машиной. Глянул на часы: на циферблате светились четыре нуля. Капнувшая вслед секунда ознаменовала начало новых суток.

– Я дома, собираюсь лечь спать. А ты?

Голос Стаса не изменился, но стал глуше: