Черные паруса - Аластер Рейнольдс (2019)

– Нет, – сказала моя сестра. – Я просто… Нет. Они наверняка вернулись к прежним номиналам. Они не могли измениться.

– Хотела бы я с тобой согласиться, детка. Но проблема в том, что у нас нет списка и мы не знаем, сколько стоила каждая монета.

– Один пистоль точно был на пятьдесят мер.

Прозор взяла мешочек, порылась в нем. После стольких лет, проведенных в космосе, она лучше всех нас читала номиналы.

– Уверена, Фура? Сейчас его нет.

– Клянусь, был.

– Значит, номиналы перепутались, – заключил Лагганвор с благоговением человека, впервые ставшего свидетелем какого-то чрезвычайно редкого, даже фантастического явления. – Держу пари, что это случилось со всеми пистолями. Каждая монета внутри Скряги непредсказуемо изменилась. – Он издал горький смешок. – Но это не значит, что они обесценились. Дешевые пистоли могли стать дорогими… Какова бы ни была прежняя стоимость этого сокровища, можно не сомневаться, что теперь она другая. Все надо пересчитать.

– А что, если… – Я осеклась, не дав идее оформиться целиком – идее мрачной, даже жуткой.

– Что «если»? – спросила Фура.

Я ответила не сразу. Не хотела озвучивать то, что поселилось у меня в голове. Но рано или поздно об этом должен был подумать каждый из нас.

– А ну как дело не только в этих пистолях? – проговорила я, почти заикаясь, выдавливая слова. – Что, если такое случилось с каждой монетой? Со всеми, везде. Во всем Собрании.

– Нет, – категорично заявила Фура.

– Нет, потому что у тебя есть доводы, или нет, потому что тебе это не нравится?

– Мы узнаем, – сказал Лагганвор. – Довольно скоро все узнаем. Такая вещь… трансформация каждого пистоля? Немыслимо. Но если это случилось, мы узнаем. И скоро.

Прозор не слишком деликатно вернула мешочек с пистолями Фуре:

– Вот твоя добыча, детка, сколько бы она ни стоила. А теперь почему бы нам не вернуться на корабль и не угомонить свои страхи?

– Не все, – сказала Фура. – Не все.

Как будто повторение этих слов на манер молитвы могло каким-то образом исполнить ее надежду.

* * *

На большой тележке мы пошли по первому туннелю наверх, миновали безмолвного робота, на которого у меня так и не поднялась рука, и уже через несколько минут были в катере. Хлопоча над органами управления, Фура заодно включила трещальник, настроила на общий канал и добавила мощности усилителю, чтобы ловить болтовню двадцати тысяч миров Собрания. Мы отлично видели его в иллюминаторах катера. Искрящийся, мерцающий свет Старого Солнца, все оттенки рубинового и пурпурного, блеск и переливы всего, что было для нас родным и привычным, – всего, что мы решили оставить позади.

Фура крутила ручку трещальника, и в динамике скреблись голоса. Декламация, смех, взрывы мелодий и песен, истерический надрыв спортивных комментаторов, трели шифрованных передач, бубнеж учреждений и предприятий – все это заполняло вакуум внутри Собрания.

– Порядок, – сказала она, поворачиваясь к нам. – Прошло уже полчаса после того, как… это случилось. По всем каналам ничего из ряда вон выходящего, обычные дела.

Но тут из трещальника вылетело слово, от которого мы все похолодели.

Пистоли.

Она проскочила этот канал, а соседних было так много, что пришлось долго возиться с настройкой. Но информационный фон уже заметно изменился. Были прерваны сериалы и музыкальные передачи, умолкли спортивные комментарии. Шифрограммы звучали все резче и чаще, и это был уже не будничный обмен, а срочные просьбы о разъяснении.

И у многих фраз теперь было нечто общее.

Пистоли.

Пистоли и пистоли.

Пистоли, пистоли и снова пистоли.

Сообщения об аномалиях, усиливающиеся слухи о беспорядках и неразберихе. Банки и торговые палаты призывают к спокойствию. Граждан просят вести свои дела в обычном режиме. Чрезвычайная ситуация находится под надлежащим контролем, очень скоро будет восстановлена нормальная деятельность.