Светало. Косые лучи бледно-золотого солнца пронизывали лес, скользили по земле. Уилл и Софи встали затемно, позавтракали, снялись с места и с тех пор все шли и шли.

Вдруг Уилл замер. Он всегда так делал, когда видел или слышал что-то особенное. Софи уже привыкла. Но первые два-три раза, идя за ним по узкой лесной тропинке, от неожиданности врезалась ему в спину.

– Слышишь? – спросил Уилл. – Пустельга. Прямо над нами. – Он поднял голову и проследил за птицей, которая снялась с ветки и полетела куда-то. – Ищет, наверное, крапивницу пожирнее себе на завтрак.

Но Софи глядела не на птицу, а на своего спутника. Удивительно, до чего он любит лес, как много знает о повадках и жизни его обитателей. Идти с ним было одно удовольствие: он то и дело останавливался и показывал ей след какого-нибудь зверя или редкий лесной цветок. А Софи не могла надивиться на него самого: при королевском дворе было полно юношей, и все они только и делали, что льстили, флиртовали и тараторили без умолку, как будто молчание вызывало у них аллергию. Уилл был совсем другой – добрый и молчаливый – и открывал рот, только когда ему действительно было что сказать. Это Софи поняла сразу.

– Где ты живешь? – спросила она его, едва они тронулись в путь.

– В лесу.

– С семьей?

– Да.

– А зачем тебе в Граузельдорф?

– Надо.

Вскоре она сдалась и, оставив попытки завести разговор, пошла молча. Ей и самой было о чем подумать. Хотя бы о том, как она доберется до Скандинайи пешком и без денег.

Пять драгоценных дней прошли с тех пор, как она покинула Лощину, а значит, до остановки часового механизма в ее груди оставалось около трех недель. Софи вдруг увидела себя внутри песочных часов: стоя в пустой нижней половине, она обеими руками затыкает отверстие у себя над головой, чтобы не дать песку высыпаться из верхней половины. Да, ей нужен помощник, чтобы довести до конца это дело, одной не справиться. А еще нужны запас еды и кратчайший путь до границы. Хорошо, если Уилл согласится пойти с ней. В лесу он как дома. Вот только готов ли он вести ее к Хаакону? Софи не сомневалась, что Хаакон щедро наградит его за помощь своей нареченной. Вопрос в том, согласен ли сам Уилл. Но задать его парню напрямую она не решалась: надо еще немного подождать, приглядеться к нему получше, а там, может быть, и спросить получится.

С тех пор как Уилл показал ей пустельгу, прошли уже часы, а они все шли по лесу, то поднимаясь на холмы, то спускаясь в ложбины между ними. Наконец впереди показалась опушка леса, а за ней – долина. Уилл предложил сделать привал, поесть и отдохнуть, и тут кто-то невидимый скомандовал им:

– Стоять! Руки вверх! Не двигаться!

Уилл молча поднял руки. Софи, повертев головой в поисках того, кто отдал приказ, сделала то же самое.

Из-за деревьев вышел мужчина. В руке у него был нож. Софи судорожно сглотнула и оглянулась – из чащи выходили все новые люди. Скоро Уилл и Софи оказались в кольце.

Выяснилось, что в лесу, рядом с опушкой, разбит целый палаточный городок, который они не увидели, – палатки как следует прикрыли лапником. У входа в одну из них горел костер, но путники не ощутили запаха дыма, потому что ветер относил его в сторону.

Софи поняла, что они, сами того не подозревая, забрели в военный лагерь.

Приглядевшись, она различила в полумраке других людей, молодых и постарше. Они сидели на бревнах вокруг костра. Их темно-синие мундиры, линялые и вытертые, были аккуратно вычищены и заштопаны. И каждый был ранен, болен или изувечен. У одного висела на перевязи рука. Другой – парнишка лет пятнадцати-шестнадцати, с барабаном у ног – потерял оба глаза. Мужчина постарше, худой как смерть, непрерывно дрожал, словно от холода. Поодаль от огня стояло самодельное деревянное кресло с удлиненным сиденьем. У человека в кресле не было ног, сиденье поддерживало обрубки.

Уилл, который всегда ходил по лесу с луком наготове, незаметно опустил руку в колчан.