Я обнимаю ее в ответ. Крепко. Нет, она не моя Шарлейн. У нас теперь другая история, и мои воспоминания о другой Шарлейн навсегда останутся лишь воспоминаниями. Но эта ее версия достаточно близка. Она моя подруга. Может быть, и не лучшая подруга, но у нас еще будет время.

– Макс жив, – говорит она. – Тилсон звонил Бену. Сказал, что вернулся около половины десятого. Секунду назад его не было, а в следующую он появился.

– Но не Ева?

– Нет. Тилсон сказал, что она не должна существовать в этом…

Остальную часть того, что она говорит, заглушает возбужденный лай Дафны, когда она видит, как Кэтрин входит в дверь. Я хватаю ее за ошейник, боясь, что она собьет Кэтрин с ног, потому что ее хвост неистово виляет и все тело дрожит.

Мама следует прямо за ней, и она направляется ко мне, но Кэтрин ее опережает. Она крепко обнимает меня, и я сразу понимаю, что папа рассказал им о Конноре.

– Мне очень жаль, Кэтрин. Так жаль. Он еще был жив, но я не могла… Я не могу…

Я разражаюсь слезами, и Кэтрин обнимает меня. Она не плачет, просто качает меня взад-вперед.

– Все в порядке, Кейт. Все нормально. Послушай. Каждый день, каждый божий день Коннор думал над тем, чтобы снять этот ключ. Хотел проверить, вернется ли он обратно в другую временную линию. К своим детям. И, может быть, он действительно вернулся. Мы не можем этого знать, но… возможно, так и случилось. Он сказал мне, что не позволит тебе оставить ему ключ. Это то, чего он хотел, Кейт.

Возможно. Но я не могу забыть о том, как он пытался ухватиться за ключ, исчезая. Никогда не скажу этого Кэтрин, никогда, никогда. Но этот образ снова вызывает у меня слезы.

Спустя несколько мгновений я прихожу в себя и вижу маму, стоящую спиной к стене возле кухонного стола. У нее грустные глаза. Может быть, ей немного обидно, что не она утешает меня, может быть, она немного сердится на Кэтрин за то, что она оттолкнула ее. Даже если она не знала Коннора, я вижу, что ей тоже больно, возможно, потому, что она видит, как сильно это ранит меня. Я одними губами произношу «я люблю тебя», и она одаривает меня крохотной улыбкой и маленьким жестом, говорящим «я тоже тебя люблю», который мы используем с самого моего детства.

А потом начинают дрожать плечи Кэтрин, и настает моя очередь утешать ее.

* * *

Бетесда, штат Мэриленд

11 сентября, 23:43

– Да, это консервы, но это лучшее из того, что есть. – Папа наливает мне в тарелку еще томатного супа и кладет рядом один из поджаренных бутербродов с сыром.

Потому что именно это делает папа, когда кто-то рядом с ним страдает. Или грустит. Или злится. Он готовит еду. И расстраивать его совсем не хочется, поэтому ты ешь.

Другая-Кейт сидит напротив меня, рядом с мамой, в кухонном уголке в доме Кэтрин. На ней мои штаны для йоги и одна из моих огромных толстовок. Которая все равно ей немного мала, но она, должно быть, была счастлива избавиться от тоги, которую я нашла в мусорном ведре в ванной комнате.

Вопрос того, случится ли у нас какая-то временная катастрофа, если ключ другой-Кейт, который также является ключом Кэтрин, будет находиться в одной комнате, был решен еще в коттедже, когда мы поняли, что они были в одной комнате, и ничего не произошло. Возможно, это тот же самый ключ, но Кэтрин говорит, что в нем другая генетическая информация. И это не один и тот же ключ, находящийся в одном и том же времени, по крайней мере, не с точки зрения ключа. Что бы, черт возьми, это ни значило.

– Вы уверены, что они отвезли Пруденс в Уолтер Рид? – спрашивает мама. – Я думала, это военный госпиталь.

– Именно это они мне и сказали, мама. Может быть, они решили, что она представляет угрозу национальной безопасности. – Она смотрит на меня так, будто я шучу, но на самом деле это не так. Саймон тоже там. – Я не знаю, пустят ли они тебя к ней.

– Ну, я должна попытаться. Но я могу просто взять такси.