Лично я бы в этом случае солгал, избежав неприятностей. Но тот пассажир был или слишком горд, или не очень разумен, одно из двух, поэтому решительно держался правды. Ему указали, что он должен немедленно сойти и ждать следующего трамвая. Со всех кварталов собирались жандармы; сопротивление в этих обстоятельствах казалось безнадежным. Он сказал, что сойдет, и хотел на этот раз выйти через правильную дверь, но им еще требовалось торжество справедливости. Раз сел не с той стороны, выйти должен тоже не с той стороны. В результате его высадили посреди улицы с оживленным движением, после чего кондуктор посреди вагона прочитал проповедь о том, как опасно входить в трамвай и выходить из него не там, где положено.

В Германии существует закон – и это превосходный закон, хотел бы я иметь такой же в Англии: никто не смеет разбрасывать на улице бумагу. Мой английский друг, военный, рассказывал, как однажды в Дрездене, не зная этого правила, он прочитал длинное письмо, разорвал его примерно на пятьдесят кусочков и кинул себе за спину. Его остановил полицейский и очень вежливо разъяснил соответствующий закон. Мой друг согласился с тем, что это очень хороший закон, поблагодарил полисмена за информацию и сказал, что учтет на будущее. Тогда полицейский указал, что для будущего это, конечно, хорошо, но пока необходимо разобраться с прошлым – с пятьюдесятью обрывками бумаги, разбросанными по тротуару и мостовой.

Мой военный друг, приятно улыбаясь, признался, что не знает, как тут быть. Полицейский, обладавший более богатым воображением, сказал, что выход есть. Моему военному другу следовало приступить к работе и собрать все эти пятьдесят обрывков бумаги. Он английский генерал в отставке, с внушительной внешностью и высокомерными манерами, так что он плохо представлял себе, как ползает на четвереньках посреди главной улицы Дрездена среди бела дня и собирает бумажки.

Немецкий полицейский признал, что положение и в самом деле неловкое. Если английский генерал не согласен, имеется и другой выход. В этом случае английскому генералу придется в сопровождении полицейского и обычной толпы уличных зевак пройти примерно три мили до ближайшей тюрьмы. Поскольку времени около четырех пополудни, судья скорее всего уже ушел. Но генералу предоставят все удобства, какие только возможны в тюремной камере, и полицейский ничуть не сомневается, что, заплатив штраф в размере сорока марок, генерал снова станет свободным человеком на следующий день к ленчу. Генерал предложил нанять мальчика, чтобы тот собрал бумажки. Полицейский сверился с текстом закона и выяснил, что это не дозволяется.

– Я хорошенько все обдумал, – поведал мне мой друг, – представил себе все возможные варианты, в том числе возможность сбить полицейского с ног и удрать, и пришел к выводу, что самое первое сделанное им предложение приведет к наименьшим неудобствам. Но я представления не имел, что подбирать крохотные клочки тонкой бумаги с грязных булыжников – такое трудное дело! Это заняло у меня почти десять минут и развлекло, по моим подсчетам, больше тысячи человек. Но имейте в виду, это прекрасный закон. Жаль, я не знал его раньше.

Как-то раз мне пришлось сопровождать одну американскую леди в немецкий оперный театр. В немецких Schausspielhaus[38] полагается в обязательном порядке снимать шляпы, и опять же жаль, что такого закона нет в Англии. Но американские леди привыкли пренебрегать правилами, установленными простыми смертными. Она объяснила швейцару, что войдет в зал в шляпке. Швейцар, в свою очередь, объяснил, что она этого не сделает. Разговаривали они друг с другом несколько резковато. Я воспользовался возможностью и отошел в сторону, чтобы купить программку: мне всегда казалось, что чем меньше народу втянуто в спор, тем лучше.