Один из участников: Не осталось ли чего-то невыясненного в отношении отца? Он ведь тоже хотел последовать за кем-то?

Б.Х.: Важный принцип нашей работы состоит в том, что терапевт не делает больше, чем необходимо пациенту. Астрид не нужно больше того, что мы сделали. В процессе расстановки это стало ясным. Когда я вижу это, я прекращаю сеанс терапии, иначе происходит потеря энергии. При достижении высшей точки работы необходимо остановиться — никакой проработки или дополнительных вопросов, вроде: «Как ты себя сейчас чувствуешь?». Это только лишило бы пациента сил. Ты это понимаешь?

Участник: Да.

Четыре месяца спустя я получил от Астрид следующее письмо:

«... Уже много дней и даже недель я очень хочу сообщить Вам об изменениях в моей жизни, происшедших со дня расстановки моей

306

к

семьи. Но все еще остается внутренний страх и внутренний барьер, мешающий мне осуществить эти изменения. Самый очевидный успех моей работы с Вами отразился в непосредственном прерывании целой цепи инфекционных заболеваний почек и мочевыводящих путей, продолжавшихся у меня годами. Для меня это значит гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Эти инфекционные заболевания не только чуть не стоили мне потери пересаженной почки, но и могли бы послужить причиной моего согласия на еще одну сложную и опасную операцию, исход которой был очень сомнительным.

Фраза «Я остаюсь», которую я вначале произносила по отошению к матери с определенным упрямством, принесла мне сейчас освобождающую уверенность в том, что мне все же позволено продолжать жить.

Системно-семейные переплетения, отражающиеся во фразах «Я последую за тобой» и «Лучше я, чем ты» и неоднократно переплетающиеся в моей семье и создавшие в ней сложную сеть связей, растворились в моем сознании и лишились своей силы в отношениях между мной и моей умершей младшей сестрой. Сейчас я обладаю свободой, позволяющей положить конец цепи болезней с их усиливающимися симптомами. Постоянное скрытое желание покончить жизнь самоубийством потеряло свое «заводное устройство» и оправдание в моих глазах...»

Расстановка:

Мать следует за своим

умершим ребенком-инвалидом

Б.Х.: Какой проблемой ты хочешь заняться?

Бруно: Я чувствую себя несвободным и не знаю, в каком направлении должен идти.

Моя мать умерла четыре года назад во время похода в горы с моим отцом.

Б.Х.: Это был несчастный случай?

Бруно: Она сорвалась вниз. Этот несчастный случай, по-моему, связан с тем, что у моего отца тогда уже в течение долгого времени была связь с другой женщиной, которая работала в той местности. Отец рассказал мне об этой женщине некоторое время спустя после несчастного случая, хотя я должен был сам это заметить.

Б.Х.: Твоему отцу не следовало рассказывать тебе о ней. Это совсем не касается детей. Подобное событие с системно-семейной точки зрения принадлежит к высшему уровню — уровню родителей. Дети находятся на более низком уровне и не должны знать интимных тайн родителей. Поэтому, если терапевту известны какие-то интимные тайны родителей

20* 307

пациента, он не должен ему об этом сообщать. В общем, такая информация для тебя, Бруно, не важна. Скажи мне просто, умер ли кто-нибудь еще в твоей семье?

Бруно: Моя сестра умерла прежде матери.

Б.Х.: Сколько лет ей было?

Бруно: Восемнадцать. Я старше ее на два года. Она страдала болезнью Дауна.

Б.Х.: Синдромом Дауна? Это важная информация. Когда один из детей в семье является инвалидом, здоровые ее члены считают, что имеют незаслуженное преимущество перед ним, хотя им не пришлось прилагать никаких усилий, чтобы достичь этого преимущества. Здоровые члены семьи в подобном случае нередко ограничивают себя, как будто не смеют полностью принять собственную жизнь.

(К Бруно): Следовательно, сейчас нам придется искать действующую в твоем случае системную динамику.